Ну, а когда дождь совсем прекратился, и выглянуло солнышко, а вода с поля ушла в песчаную почву, не оставив практически и следа, руководство кооператива решило оставшуюся картошку всё же собрать, чем женщины с ребятами и занялись.

Иван с Моникой, работая рядом, почти не разговаривали, но её присутствие он ощущал всем своим существом, даже казалось, что он чувствует и её дыхание. А те взгляды, что ловил на себе, были как прикосновения и точно гладили его.

Он прокручивал до бесконечности то, что еще несколько минут назад было реальностью. И в этом просмотре на Монике не было ни сарафана, ни трико – он видел ее нагую, такой, какой она была там: белые груди с коричневыми сосками смотрят в разные стороны, а треугольник темных волос внизу живота притягивает, как магнит.

А еще перед ним было лицо Моники, с закрытыми глазами, на котором отражались чувства, идущие изнутри и которые временами заставляли её вздрагивать, всхлипывать, а то и раскрытым ртом судорожно ловить воздух.

Помнил он и прикосновения её губ на своей груди и шее, и были они невероятно приятны. Всё это проходило перед Иваном, и было оно уже частью и его самого. А работа с ведрами, картошкой и суета вокруг – никак не мешали этим воспоминаниям.

Но вот грядки с вырытой картошкой закончились, женщины подобрали последние клубни и собрались стайкой на краю поля. К ним подтянулись и ребята, и стали прощаться: немки улыбались, смеялись и благодарили их за помощь.

Иван на секунду задержал ладошку Моники в своей руке, и теплая волна прошла по его телу. Но немка легонько освободилась и направила его руку в сторону своей напарницы.

Ребятам дали на дорогу бумажные пакеты, в которых было по паре пирожков и бутылочка лимонада. А перед тем, как сесть в машину, Иван отыскал взглядом Монику и слегка махнул рукой, а она чуть приметно кивнула, и улыбка осветила её лицо.

Господи, как же она была хороша и желанна, и как не хотелось уезжать…

Твоя морда только «мууу…» любить

После встречи с Моникой жизнь Ивана разделилась на две части – до и после. И надо сказать, что «после» она стала намного приятнее. Воспоминания, а они были практически постоянны, помогали Ивану в службе, и стала она для него не так и обременительна. А то, что раньше раздражало и тяготило, было менее ощутимым и находилось как бы в стороне. Основными же в его жизни были воспоминания и те ощущения, что он пережил тогда и бережно хранил в себе до мельчайших деталей.

А ещё, он знал и чувствовал, что там, за деревьями и полем, в одном из домов, что уютно расположились у зелёного взгорка, живет женщина, которая дорога ему. Она дала возможность испытать и познать то, что было ему неведомо и теперь вряд ли он когда-нибудь забудет это.

«Но и ей было хорошо со мной, и она этого не скрывала», – думал Иван с теплом, вспоминая Монику.

А по возвращению из кооператива, Иван не выдержал и рассказал Хамзе, что там с ним приключилось. Но вот передать свои чувства и ощущения той встречи не смог, да и не хотел. Лишь подробно и по порядку пересказал о произошедшем, да и то, как бы отстранено от себя и своих ощущений, а местами и с юмором.

Почувствовал он и то, что Хамза, вроде бы и не очень верит в его рассказ, решив, что его разыгрывают, и отчасти был прав, потому что Иван, собственно и рассказывал так, чтобы в любой момент можно было сказать, что он пошутил. А всё потому, что в армии постоянно разыгрывают друг друга различными байками, а убедившись, что шутка прокатила и в неё поверили, тогда ещё и посмеются.

Бывало и такое, что с утра, запустив какую-нибудь фигню, типа очередной поездки в гости к немцам, через пару часов, запустивший «парашу», а так её называли солдатики, мог услышать её же, но уже обросшую такими подробностями и деталями, что и сам начинал верить в сказанное, в смысле, а почему бы и нет, может он просто угадал?