Я обреченно положила трубку.

– Ему уже сегодня звонили… – сказала Наталье Семеновне.

– Витька, наверное, сидит и обзванивает. Но ты все равно звони. Он до низа никогда не доходит.

Она имела в виду нижние строчки машинописного списка.

У меня половина списка трубку не берут. Еще с несколькими была такая плохая связь, что, казалось, звонишь на самую дальнюю планету солнечной системы. В трубке что-то шумело, трещало и клокотало.

Я дозвонилась в самое нижнее из списка хозяйство – колхоз имени Фрунзе.

– Сегодня выдался погожий денек, – ответил доброжелательный голос. – С утра убираем. Уже 30 тонн зерна засыпали, ток работает на полную катушку, убрали 68 га пшеницы. Урожайность нынче плохая, но хоть убираем… Будем силос скоро закладывать, пахать зябь…

– А как ГСМ, хватает вам? – обрадовалась я.

– Сегодня немного достали – с трудом. Все в долг. Еще за те не рассчитались… У вас еще есть вопросы? А то мне бежать надо.

– Нет, спасибо.

Святой человек – этот председатель колхоза имени Фрунзе. Единственное хозяйство, которое не сменило форму собственности на АО и ООО, а осталось колхозом – только там по-человечески разговаривают.

Первый рабочий день не задался. В блокноте всего одна «молния». Ну хотя бы.

– А что такое ток? Это который по проводам идет? – спросила я у Натальи Семеновны.

– Ты о чем?

– Председатель Фрунзенский сказал: ток работает на полную мощность.

– А, это механизированный ток.

– Мы такой по физике не изучали…

– Конечно, не изучали. Мехток – это здание, где зерно сушится и сортируется перед отправкой на элеватор.

– А-а-а, об этом Шукшин писал свой рассказ «Дядя Ермолай», когда два пацана должны были на точке ночевать, а сами деда обманули, – догадалась я.

– Да, про это, – подтвердила Наталья Семеновна.

Позже, когда я побывала в нескольких селах, узнала, что мехток – это та самая сушилка, которую я видела в деревне у бабушки. Странное здание с окошками на высоких металлических «ногах». В детстве оно мне казалось избушкой на курьих ножках, откуда вот-вот вылезет косматая седая баба Яга. Поэтому я старалась быстрее пробежать мимо этого сооружения. А, оказывается, вон какие важные дела там происходят!

В общем, у меня начали выстраиваться свои ассоциативные ряды. Это помогло написать первую новостную заметку. Вернее, вымучить: слова с трудом складывались в стройные предложения, а предложения – во вразумительный текст. Вроде бы я не первый раз излагала мысли на бумаге. Но… Прав был шеф: одно дело – писать рассуждения «за жизнь», а другое – саму жизнь узнавать.

К тому же одна заметка – это так мало за целый рабочий день!

Чтобы день не пропал даром, Наталья Семеновна посоветовала взять интервью у заведующей районной аптеки. Я вооружилась двухкилограммовым диктофоном с кассетой. Встретилась и поговорила с аптекаршей. Вернулась радостная в редакцию, включила диктофон, а там одно шипение – ничего не записалось на пленку.

– Ты не надейся на рекордер, – сказала Наталья Семеновна. – Все фиксируй параллельно в блокнот. Так надежнее.

Я снова пошла к аптекарше, извинилась и попросила повторно рассказать то же самое. К моему великому счастью, она отнеслась с пониманием. Я записала все в блокнот, и параллельно на диктофон – для подстраховки.

Наталья Семеновна посоветовала взять интервью у главврача районной больницы. Примерно объяснила, как найти райбольницу, дала вопросы под запись.

Среди нескольких корпусов райбольницы я нашла нужный вход и чудом вышла на главврача Бабикова. Представилась.

– Можно поговорить с вами для газеты?

– Я не буду с вами разговаривать. У меня сложная операция, нужно идти.