Баатур был совсем не рад мыслям своего сына. Если так пойдет и дальше, то стоит ему умереть, как этот юнец начнет войну с Цинской Империей, а это грозит гибелью всему ханству. Хотя, пройдет время, и Сэигэ сам все поймет. Мудрость приходит с опытом. Сейчас его сыном руководили мысли его матери. А она все жаждала отомстить Китаю за смерть своих родных из рода торгутов. И эту ненависть она прививала и Сэигэ.

Иногда Баатур размышлял о превратностях судьбы. Та часть ойратов, что откочевала в северные степи, что случилось с ней? До него доходили обрывки разной информации и даже прибывали послы из торгутских родов. Баатур подумывал о том, чтобы пройти сквозь всю Центрально-азиатскую степь к северу и соединиться там с теми джунгарами, что откочевали туда, когда его отец еще только претендовал на престол.

Великий тайджи Хаара-Хула, которого боялись как враги, так и союзники. Но он переплюнул его. Ведь Джунгарское ханство было полностью его объединением. Возможно, он ошибся в самом начале, когда в поисках союзников обратился к Китаю, но теперь переигрывать совершенное было поздно. Он не хотел признавать этого, но за каждым его действием следили глаза и уши поднебесной. Все его советники были послами Империи Цинь.

В юрту вошел Даваци, один из старших вождей рода дербетов. Он был намного старше самого Баатура и знал его еще тогда, когда он был просто Хотогчином. По сути, он был немногим младше его отца. И его мнение значило для хунтайши очень много.

– Приветствую тебя Эрдэни Баатур-хунтайши, – Даваци наклонил голову.

– И я приветствую тебя, Даваци, сын Акзура из рода дербетов.

Даваци улыбнулся.

– Прошел почти год, как я тебя не видел, – он перешел на неофициальный тон.

Баатур поднялся со своего места.

– Как я рад тебя видеть Даваци, верный воин моего отца.

Они обнялись, как старые друзья.

– Я вижу, ты собрал всех крупных вождей на церемонию женитьбы твоего племянника. Но ведь это не главная причина, или я ошибаюсь?

– Ты, как всегда, прав, и мне, как никогда, нужен твой совет, – Баатур приглашающим жестом усадил гостя на кошму.

– Спасибо, – лицо Даваци было непроницаемым.

– Я в сложной ситуации, ты единственный человек, с которым я могу говорить более-менее открыто, – Баатур выдержал паузу, а потом продолжил, – недавно прибыл посол от богдыхана Канси. Цинская Империя хочет, чтобы мы двинулись на запад.

– Мы не можем сделать этого сейчас, – Даваци был поражен, – мы не достаточно подготовлены, к тому же вожди родов не согласятся выступить.

– Они согласятся сегодня, – ответил хунтайши.

– Так вот для чего ты созвал их. Тогда тебе надо было созвать курултай. Такие вещи на праздниках не решают.

– Я прекрасно знаю об этом. Но у меня нет выхода. Мы должны выступить, и ты это прекрасно понимаешь. К тому же сейчас как раз подходящий момент, степные султаны ведут войны меж собой, и нам стоит только войти в эту степь, как они сами раскроют перед нами ворота своих городов. Это сражение уже выиграно.

– Другие вожди будут против.

– Конечно, поэтому мне поможешь ты, – хунтайши дружески похлопал гостя по плечу.

– Как ты намерен это сделать?

– Завтра, я соберу всех у себя в юрте и просто поставлю в известность. И ты поддержишь меня первым. Они не пойдут против воли хунтайши и рода дербет. И выступим мы безотлагательно.

Даваци молчал. Он не смел противиться воле хунтайши, но в душе был против. Слишком неподходящим было время для наступления. Если бы они выждали хотя бы несколько месяцев, то он был бы более уверен в победе. Однако отец Баатура, Хаара-Хула ценил его, Даваци, как раз за его молчаливое согласие и поддержку во всех начинаниях великого тайджи. И Даваци не собирался идти против воли нового хунтайши.