– Мой Сэмми… его нет… – послышался спешный шорох, затем звонок оборвался…

Светлые мечты, разговоры о пелёнках и игрушках, счастливое предвкушение материнства – всё для Марты Лэнгли рухнуло в один миг. Девять долгих и тяжёлых месяцев она копила свою любовь, грезила о неспокойных вечерах, когда крик младенца будет раздражать соседей, но умилять новоиспеченную мать. Она с нетерпением ждала белую детскую кроватку, которую доставили из магазина за неделю до родов. Она бережно складывала купленные ею маленькие носочки, ползунки и шапочки, иногда доставала из шкафа вновь, любовалась и возвращала на место. Все соседи знали, с каким трепетом молодая женщина готовилась к появлению сына, и поздравляли её с этим, пусть и заранее. Но могла ли она представить, что всё это было зря? Могла ли она ожидать, что уже льющаяся через край любовь к ещё не родившемуся ребёнку окажется для неё ужаснейшей из проказ. Никакие болезни, никакие состояния тела, души и разума не смогли и уже никогда не смогут напугать Марту. Она пережила самое страшное – потерю ребёнка. Но эта страшная проказа до сих пор остаётся уродливым шрамом на её сердце, ужасной опухолью в мозге. Это – опухоль отчаяния, она вселяет в человека ложную надежду на то, что всё ещё исправимо, и Марта стала жертвой такой опухоли, утянув за собой и Патрика. Она начала травить себя алкоголем и заставила травиться мужа. Что же могла сделать со своим горем семья? Они оба видели своего малыша один единственный раз, когда его маленькое посиневшее тельце лежало на груди рыдающей Марты. И Патрик видел его, видел своего мертворождённого сына и не понимал до конца: точно ли это его жена сокрушается в рыданиях об умершем кровавом комочке, его ли сын – этот кровавый комочек? Как неловко ощущали себя знакомые и соседи, ещё недавно радостно поздравлявшие пару с грядущим рождением ребёнка, и теперь вынужденные нести траур вместе с ней. Каждый считал неуместным радоваться собственной жизни, когда в доме соседей поселилось сокрушительное горе. Эта история оставила след на многих. Эдгар и Марта крепились не меньше, чем их друзья. Сами на себя они возложили ответственность за состояние Марты и Патрика. Майя навещала подругу почти каждый день, проводила с ней всё свободное время. В разговорах и хозяйстве она старалась отвлечь Марту, но процесс был уже необратим. Жизнь для Марты прекратилась на этой точке, её душа умерла вместе с ребёнком, осталось только бренное тело, ещё способное раз за разом вспоминать и переживать непосильное горе. Поначалу Майя порывалась выхватывать бутылку алкоголя из рук Марты каждый раз, когда та бралась за выпивку. Марта начинала истерить, кричать, биться в конвульсиях и обвинять Майю в стремлении помешать ей залить своё горе чем-то покрепче, чем кофе. Майя начинала сдаваться, она начинала терять прежнюю Марту. С Патриком всё оказалось хуже. На него алкоголь действовал крайне губительно, но он усердно заливал отчаяние очередными порциями этого яда. Эдгар пытался вразумить его. Однажды, когда они находились на кухне, он неосторожно сказал:

– Патрик, я искренне сожалею, что всё так вышло. Но ты должен понять одно: на этом твоя жизнь не кончается! – он положил руку на плечо уже подвыпившего приятеля. – Вам с Мартой нельзя опускать головы, у вас всё впереди. Пройдёт некоторое время, у вас ещё появится ребёнок, нужно только взять себя в руки…

– Взять себя в руки? Появится ребёнок? – клокочущим хрипом отозвался голос Патрика. Он не поднимал головы от столешницы, за которой сидел, Эдгар пытался растормошить его, взглянуть в лицо и понять его состояние. – Другой ребёнок?! – Патрик внезапно вскинул голову, Эдгар увидел на его красном лице пьяные отчаянные слёзы. – Я тебе не собака, чтобы вот так просто забыть о прежних щенках и плодить новых! Ты сам себя слышишь?! Я потерял сына! Я даже не успел подержать его на руках! – он метнул на ошарашенного друга разящий молниями взгляд и произнёс с остервенением: – Ах, да! Что же я говорю! Ты ведь не знаешь, каково потерять своего первенца! Ты не знаешь, каково видеть этот задушенный комок каждый раз, как стоит закрыть глаза! Родить другого ребёнка? Да, это же так просто: «Марта, чёрт с ним с этим первенцем, давай плодить новых детей, а если и те умрут, мы наплодим ещё!» – так я должен поступить? Это я должен сказать?! – голос Патрика надорвался, он глухо закашлялся и отвернулся от Эдгара, вновь уткнулся лицом в столешницу, закрылся руками. Эдгар понял, что в попытке ободрить друга совершил ужасную оплошность, но исправить её он был уже не в силах. Он не знал, что следует сказать в таком случае, да и стоит ли вообще? А ведь Патрик в чём-то прав, например в том, что Эдгар не способен в полной мере сочувствовать горю несостоявшегося отца. Это был их последний дружеский разговор, прежде чем их дружба начала безвозвратно растворяться в монотонности будней…