Симптомы

– блестящий грипп – становился все более заметным. Там, где раньше было простое свечение, теперь появилось яркое мерцание. То, что началось как сбивающее с толку ощущение легкости и повышенной чувствительности, переросло в волну неконтролируемого поведения.

Люди начали хихикать, затем захохотали, их смех перерос в полномасштабную истерию, заразительный смех распространялся подобно приливной волне. Это было невозможно игнорировать, этому было невозможно сопротивляться – казалось, что смех взял верх, превратив город в гигантское, спонтанное комедийное шоу.

За этим неконтролируемым смехом быстро последовали спонтанные танцы. Люди раскачивались и кружились, казалось, управляемые озорной мелодией, которую могли слышать только они. Некоторые спотыкались и кувыркались, но даже в своих падениях они оставались вовлеченными в элегантную, хаотичную хореографию.

Дети безрассудно распевали стишки, слова сыпались ритмичной лавиной. Их глаза заискрились озорным огоньком, когда они пришли в восторг от этого своеобразного лирического преображения. Они были каким-то образом очарованы своей новой музыкальностью.

Даже животные не были избавлены от этого ритмичного неистовства. Кошки вальсировали в переулках, собаки лаяли в ритме, а птицы синхронно щебетали, словно исполняя причудливый балет, организованный озорной симфонией.

Больницы были переполнены

– пылающий грипп

– пациенты, их заразительный смех разносится по палатам. Врачи и медсестры изо всех сил пытались сдержать распространение инфекции, охваченные пандемией, которая была не только заразной, но и все более непредсказуемой, которую все более невозможно было предсказать.

Репортеры старались сохранять самообладание, сообщая о последних новостях.

– Сохраняйте спокойствие! Оставайтесь дома! Ученые работают над лекарством…

– они успокаивали зрителей слишком широкой улыбкой, слишком ярким светом в глазах, что было явным признаком их собственной инфекции.

Яркие цвета и непредсказуемый хаос обладали завораживающим качеством, ужасающим и манящим очарованием. Но этот завораживающий хаос не был материалом сказок или волшебства. Это было реально. Это было живо. И это вышло из-под контроля.

Городские больницы были переполнены сияющими пациентами, по коридорам разносился причудливый хор смеха. Медицинский персонал, сбитый с толку и измученный, тщетно пытался сдержать вспышку. Врачи и ученые, обычно такие стойкие и серьезные, теперь были охвачены водоворотом растерянности и страха.

– блестящий грипп

– бросил вызов всему их обучению, их учебникам, их знаниям. Это было так, как если бы невидимый кукловод дернул за ниточки, в результате чего их обычно упорядоченный мир вышел из-под контроля.

Медсестры носились взад и вперед, пытаясь угнаться за нескончаемым потоком пациентов, некоторые из которых танцевали с необъяснимым ликованием, в то время как другие бессмысленно болтали в идеальных рифмах. Некоторые бесконтрольно кашляли, их смех прорывался сквозь каскад мерцающих сопливых пузырьков. Некогда нетронутые медицинские помещения теперь напоминали сюрреалистические инсталляции.

Один из самых непонятных аспектов этого

– грипп – повлиял на голоса людей. Это был не просто смех и стишки, хотя эти симптомы преобладали. Это было изменение в самой речи людей, кажущаяся непроизвольной метаморфоза, которая превратила повседневные слова в поэтические высказывания.

Доктор Джонс, главный врач, беспомощно стоял, в замешательстве наблюдая, как пациентка, молодая девушка, которая всего несколько мгновений назад говорила о потерянном плюшевом мишке, начала цитировать Шекспира, ее глаза сияли неестественно ярким светом.