Чёрные глаза равнодушно мазнули по ней, как по стене:

– Вам назначена встреча?

– Я могу приходить в любое время.

– Вам назначена встреча? – голосом бездушного автомата повторил негр.

Если сейчас сказать «нет», пошлют на хутор бабочек ловить.

– Да! Брат меня ждёт.

– О вас доложат. Ждите.

– Как долго?

– Сколько потребуется.

– Клоду не понравится, что меня заставляют ждать. Он будет недоволен.

Вампир скрестил руки на груди:

– Я сказал – ждите.

– Сколько?

– Сколько потребуется.

– Могу я, хотя бы, войти внутрь?!

– У вас есть пропуск?

– Нет.

– Тогда – нет.

Не оставалось ничего иного, как отойти в сторонку.

Ждать пришлось, впрочем, недолго.

– Николь Джанси? Идёмте.

Людей внутри было много: юноши, девушки, мужчины и женщины. Пахло алкоголем, конфетами, пылью и кровью.

Проводник подвёл Николь к уже знакомой комнате с занавешенной дверью, придержав перед ней занавеску:

– Прошу, – сказал он галантно.

Дверной проём заполняла тьма.

Сделав несколько глубоких вдохов, будто там, в темноте, даже воздуха не будет, Николь шагнула вперёд.

Она слышала шёлковый шёпот колышущихся от сквозняков занавесок. Во тьме из было много. Под ноги стелился ковёр. На нём, посреди комнаты, стояла огромная кровать под старинным балдахином.

И снова занавески – алые, просвечивающиеся насквозь; струящиеся, вздыхающие под невидимым ветром.

Плуобнажённый Клод возлежал на кроваво-красных подушках в окружении нагих женщин. Его красные, словно рубин, прямые волосы, алой рекой текли по рельефным мускулам, привлекая внимание. Картина показалась Николь столь же непристойной, сколь и приковывающей внимание.

Встречи с братом ожидаешь в иной обстановке.

«Он инкуб», – напомнила она себе. – «То, что по человеческим меркам аморально, по представлению их расы-племени, должно быть, норма?».

Инкубы и суккубы – воплощение аморальности и извращенности. Глупо ведь ожидать благопристойности в таком месте, верно? Но как себя не уговаривай, а контролировать кровь, приливающую к щекам от смущения, получалось плохо.

– Сестрица! Милый ангел!

Бархатный голос дуновением прошёлся по коже, словно изысканная ласка:

– Как мило с твоей стороны наконец-то навестить меня.

– Где ты берёшь такие винтажные сорочки?

Николь, как могла, старалась разрядить слишком пафосную атмосферу. Всё казалось нереальным, как павильон для съемки фильма.

– Тебе нравится? – облизал он алые губы.

– Подобные тебе даже в саване для покойника выглядят сексуально. А что касается твоего наряда, – Николь развела руками, – думаю, если пороюсь в сундуках на антресолях, смогу отыскать нечто похожие в гардеробе моей бабушки.

Клод засмеялся. Смех его растекался прохладным ручьём; играл, как пузырьки в шампанском – мелодичный, манящий.

– Ты соскучилась, маленькая сестрёнка?

– Ты сказал, что я могу прийти, если мне понадобится помощь или защита.

Лицо Клода приняло внимательное, заинтересованное выражение:

– Кто-то посмел угрожать тебе, мой ангел?

– Мы может поговорить наедине?

Три обнажённые красавицы легко вспорхнули с кровати и словно растворились, затерявшись за многочисленными занавесками и сквозняками

– Теперь мы одни. Говори, – мягко и вкрадчиво произнёс Клод.

Николь не знала, как подступиться к разговору. Присутствие Клода давило на неё, окружающая обстановка – смущала, и вся ситуация казалась сюрреалистической.

– Я хочу знать, что на деле означает быть суккубом. Что я почувствую при инициации? И что будет с человеком после… – Николь заколебалась, подыскивая подходящее слово, – после этого процесса?

Бровь Клода насмешливо и вопросительно изогнулась:

– Сложный вопрос. У меня нет исчерпывающего ответа. Потому что я – не суккуб, а инкуб. Мы одного с тобой вида, ангелочек, но разного пола, что различает ощущения. Могу я, в свой черёд, поинтересоваться, почему вдруг это стало важно? О какой такой угрозе ты говоришь?