– Отличная традиция.

– Чем тебе удалось зацепить её до такой степени, что матушка решила оказать тебе покровительство?

– Не знаю. Я до вчерашнего дня твою матушку в глаза не видела. Признаться, её появление удивило меня и не слишком порадовало.

– Думаешь, я тебе поверю? Не часто, наверное, в твою сраную лавчонку миллионеры-то заходят?

– Мне плевать, во что ты веришь. Мнение незнакомцев для меня не в приоритете.

На сей раз он не хмыкает – кривит губы. Затем молча лезет в карман и небрежно достаёт оттуда стодолларовую банкноту:

– Скажешь, почему моя мать наняла тебя на работу и можешь это взять.

Взгляд синих глаз тяжёлый. В нём читается оскорбительное пренебрежение, словно перед ним сидит выползший на чистую скатерть таракан.

Она молчит. И в длинных пальцах, гибких, словно у хорошего фокусника, уже зажато две стодолларовые купюры:

– Я хочу знать правду. Этого хватит?

– Хочу десять раз по столько, – издевательски смеётся Николь.

– Твоя правда столько стоит? – невозмутимо и ровно звучит его голос.

– Нет.

– Не люблю переплачивать.

– Возможно, эта черта – проявление бережливости, но не исключено, что ты просто жаден.

– Возьми деньги и ответь на вопрос.

– Или – что?

– Тебе правда интересно? – в спокойном тихом голосе явственно звучит угроза.

– С первого взгляда, возможно, незаметно, но девушка я очень совестливая. Я не привыкла брать незаработанные деньги.

– Так заработай, – гнёт он свою линию.

– Я сама удивилась предложению вашей матушки, высказанному приблизительно в вашей же манере общения. «С завтрашнего дня работаешь у меня. Отказа не приму». И вот– я еду.

– Звучит странно.

– Ваша матушка, возможно, как и вы, считает, что решать дано только ей. Все остальные должны её решению восхищённо аплодировать.

– Работать в нашем доме – это привилегия. Тебе следует быть благодарной.

– Это ваше чисто субъективное мнение. А как по мне, так в мою жизнь ворвались странные люди и хотят причинить мне добро. Положите уже ваши деньги обратно – у меня на бумагу аллергия. И следите, пожалуйста, за дорогой. Мы так, чего доброго, разобьёмся.

– Тебя не учили почтительности?

– Меня в прислуги не готовили, а между равными простой вежливости вполне достаточно.

Ответить парню помешал проснувшийся смартфон, затянувший мелодию в стиле тяжёлого рока. Нажав кнопку вызова, Фейро приложил мобильник к уху, зажимая его плечом.

– Да?

Его манера вождения заставляла Николь нервничать. Они то и дело резко перестраивались, забирая в сторону, обходя другие машины и снова возвращаясь в поток автомобилей. Всё это в стиле «потеснись, грязь, навоз ползёт». То ускорялись, то подсекали, то тормозили, то вылетали на встречную полосу.

А тут он ещё побеседовать решил!

Кажется, новости были плохими? Парень сделался темнее тучи.

– Что значит: «Нигде нет»? Придурок! Тебе за что платят?! Ты должен был следить за ним!

На том конце связи кто-то поспешно, взволнованно оправдывался.

– Да мне насрать! Делай, что хочешь! Хоть землю носом рой, но, если через час не сядешь ему на хвост, я тебе лично яйца отрежу и сожрать заставлю. И это не фигура речи, идиота кусок!

Неразборчивый фон в трубке загудел сильнее, словно рой потревоженных пчёл.

А лицо Фэйро теперь не выглядело тёмным – напротив, побелело, как мел.

– Ищи, – коротко прорычал он. – Приеду через час.

Бросив смартфон на соседнее сидень, Стрегонэ ударил по рулю обеими руками.

– Чёрт! – рявкнул он. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

Руль жалобно скрипнул. Машину повело влево, вынося на соседнюю полосу. Сзади отчаянно засигналили, визжа тормозами.

У Николь сердце ушло в пятки, и она заорала с испугу: