Ну а декабрь для всех тюзовских актёров, одним из которых Игорь и являлся в течение десяти с какими-то копейками лет, неминуемо становился месяцем желанных школьных и детсадовских новогодних утренников, городских ёлок и, конечно же, квартирных междусобойчиков c неугомонными в праздничной широте души родителями, жаждущими, чтобы их чада под песенку о ёлочке походили по комнате кругами, держась с одной стороны за варежку сказочного Деда и за руку его внучки Снегурочки – с другой.

Но для Игоря в наступивших реалиях такое всегда многообещающее преддверие череды изнурительных, но материально плодотворных дней принесло, скорее, тяжёлые заботы, чем радостные ожидания. Близкое и доступное, пусть маленькое, но счастье треснуло на несколько осколков. И можно ли будет склеить разбившееся – предугадать не представлялось возможным.

Во-первых, выяснилось, что он лишился специально для себя пошитого на сэкономленные с большим трудом деньги совершенно нового костюма Деда Мороза. Прекрасного костюма: с меховым воротником, меховыми же манжетами и выстроченными на специальной машинке серебряными снежинками по кумачовому полю. И что же? Все меховые детали халата, шапки и рукавиц, коими Игорь так гордился, сожрала за лето гадкая моль! В довершение всего наводнив сумку с хранящимися костюмом, бородой и париком своими дурацкими личинками…

И неприятный этот факт утраты костюма в какой-то степени ставил ближайшее финансовое благополучие Игоря под сомнение. Как можно работать, не имея амуниции? Никак! Без вариантов…

Спасло Игоря то, что в костюмерной театра расхватали ещё не все имеющиеся в наличии костюмы Деда Мороза. Старенькие, плохонькие, с уже замызганным реденьким бархатом, но всё же пригодные для новогодних мероприятий.

Успев урвать один комплект, правда, без бороды и усов, Игорь, немного успокоенный решением первой проблемы, покинул примерочную. Для полного счастья ему предстояло самому смастерить бороду и, скорее всего, из обыкновенной медицинской ваты, но это можно было считать всего лишь мелочью.

Ради выхваченного из рук судьбы, чуть великоватого ему дедморозовского халата он изъял из личных новогодних припасов бутылочку немецкого ликёра и баночку лососёвой икры для выражения нужным людям крайней степени благодарности, так как актёр, не умеющий выразить благодарность перед цехами и администрацией, вряд ли может рассчитывать на что-то.

И спасибо многоуважаемым костюмершам Агриппине Денисовне и Алле Ильиничне, благоволившим к Игорю почти как к сыну. Иначе ни ликёр, ни икра в зачёт не пошли бы. А так: кому-кому, а Игорю – как родному!

Агриппину Денисовну и Аллу Ильиничну за это самое доброе к себе отношение, которое Игорь немножечко использовал в корыстных целях, он ценил искренне и даже уважал. Своих детей эти старые девы не заимели и щедро изливали свою нерастраченную нежность друг на дружку, за что в коллективе их не совсем справедливо, или даже совсем несправедливо, прозвали лесбиянками и придумывали про них всякие забавные небылицы.

И ржали над собственными выдумками, как кони.

Игорь в подобных мероприятиях не участвовал. И Агриппина Денисовна вкупе с Аллой Ильиничной об этом знали и как умели тоже выражали свою ответную благодарность Игорю.

А Игорь в самом деле в обыденной жизни против лесбиянок ничего не имел. Даже находил в женском совокуплении нечто эстетическое. Гомосеков не понимал – это правда (и не одобрял), а лесбиянки никак его не смущали.

Единственная претензия, которую Игорь мог бы предъявить Агриппине Денисовне и Алле Ильиничне, – это запах. Он предпочёл бы, чтобы в костюмерной пахло не так, как пахло, а восковыми свечами, например. А в эти предпраздничные дни чтобы пахло мандаринкой. Но это уже так…