– Да уж. Но жизнь, сам знаешь… Жестче кое-чего.
Парни косятся, обмениваются понимающими улыбками, а Зубрила слегка краснеет, но ее волнение по-прежнему не занимает блистательный ум Димы Орлова. Малик протягивает Дипломату свежий американский журнал со статьей по кибернетике.
– Ты, кстати, с инглишем не помог бы? Мне один чувак притаранил журнал, там как раз самые новинки опубликованы.
Но Дипломат отрицательно качает головой.
– Прости, перегруз! А точнее, даже перезагруз!
– Намек понял, эх… Жаль! Самому как-то придется….
Малик начинает самостоятельно бороться с английским языком – уж больно хочется узнать о новейших кибернетических изобретениях. В мечтах он уже в Калифорнии, в «силиконовой долине» и на пороге важнейшего открытия века…
Из блаженного состояния мечты Малика выгоняет громкий, недовольный голос Зубрилы.
– Слышь, Жулбин, нельзя потише, а? Детство в одном месте играет?
Сидящий позади них Артем Жулбин – самозабвенный эгоист и профессиональный спорщик по прозвищу «Жаба», играет на мобильнике в «стрелялки», включив звук на полную катушку. На весь класс раздается: «Бдыщ, бдыщ, бдыщ, тра-та-та-та! Ба-бах!» Затем опять: «Бдыщ, бдыщ!» Жулбин ни с кем не считается, а уж на Зубрилу ему тридцать раз наплевать.
– Уткнись в шпаргалку, недоделка!
Пробурчав это, Жаба вновь возвращается к стрелялке. Слоняющийся от скуки между рядов местный клоун Гусько, решает проявить мужскую солидарность.
– Эй, Зубрилка, ты всю историю уже вызубрила или только до каменного века добралась?
Жаба презрительно фыркает.
– Не видишь что ли – она сама из каменного века! Такая же уродка! Неандерталка!
– А вы дебилы оба, – обороняется Зубрила, – ни одной книжки, небось, в жизни не прочитали. Особенно ты, Гуся.
– Да твои книжки и хомячки читать не станут, не то, что гений – я!
Выдав эту тираду, Гуся горделиво шествует на свое место.
Ветер
В мирную тишину директорского кабинета внезапно врывается кричащий вихрь возмущения. Агнесса Андреевна от неожиданности подпрыгивает на мягком кожаном сидении своего кресла и на несколько секунд замирает в оцепенении, стараясь понять и связать воедино бессвязные выкрики математички Любови Петровны. Все-таки старшее поколение совершенно не умеет сдерживать свои эмоции! А еще так любят говорить о хорошем воспитании… То Алла в слезах, то Баранова в истерике… Послушать только эти вопли.
– Агнесса Андреевна! У нас ЧП! Он опять спит!
Масла в огонь подливает Лия Павловна, квохчущая в дверях.
– Кто? Кто, Любовь Петровна? Кто спит?
– Да Петр этот, Иванович!
– Кто??
– Да охранник!
– А! Иван Петрович!
Агнессе Андреевне, наконец, удается поймать нить повествования. А Баранова, между тем, продолжает фонтанировать.
– Петрович, Иваныч, в общем, хоть горшком назовите, но этого терпеть больше нельзя. Мало ли что случится – дети же словно бешеные – драки, свары, а этот спит себе, как сурок, спьяну. Если травматизм какой – вы же будете отвечать, Агнесса Андреевна!
Агнесса пытается внести в этот хаос хотя бы каплю логики.
– А с чего вы взяли, что он выпивши?
– Да вы понюхайте его! Агнесса Андреевна! Я прошу принять меры. То есть, уволить этого пьяного хулигана, выполняющего у нас по какой-то непонятной мне причине роль охранника. Я теперь этого так не оставлю.
Если нужно будет – напишу заявление в милицию. А при необходимости – и заявление об увольнении. Вот так! Все, мне пора в класс, пока там детский терроризм не начался.
Любовь Сергеевну выносит из кабинета на волне собственного праведного гнева. Лия Павловна задумчиво качает головой.
– Да… Борону теперь не остановишь. Надо было ей чайку с конфеточками предложить, может, утихомирилась бы!