Сережа рванулся к дереву, разглядел застрявшую в вышине игрушку и полез по веткам. Ему не было страшно, он был слишком зол для этого. Добрался к игрушке – это был разноцветный зайчонок, – сунул за пазуху и собрался спускаться. Посмотрел вниз, и ему стало страшно – такой далекой показалась земля.

Что делать? Звать на помощь? Нет уж. Как-нибудь сам. Сережа осторожно, ощупывая и крепко обхватывая каждую ветку, начал движение вниз. Он спускался целую вечность. Голова кружилась, пот тек по спине и лбу. Наконец, вот и последняя ветка. Теперь нужно спрыгнуть и все. И все! Легко сказать. А вот как сделать? Не сидеть же здесь вечно. Сережа зажмурился и спрыгнул с ветки.

Полежал, медленно открыл один глаз, потом другой. Увидел склонившуюся над ним девочку в шапочке с большим розовым помпоном, надвинутой на огромные черные, как маслины, глаза.

– Ты не ушибся? Тебе больно? – спросила девочка.

– Нет, – Сережа вынул из-за пазухи игрушку и протянул ей. – Какой забавный у тебя зайчонок.

– Это моя любимая игрушка. Его зовут Клёпа. А меня Маруся.

– Красивое у тебя имя, – сказал мальчуган. Хотел сказать, что глаза тоже очень красивые, но не решился.

Сережа поднялся, Маруся помогла ему отряхнуть джинсы и куртку от налипшего мусора.

В это время подошла Лидочка в компании мальчиков. Они с восхищением смотрели на Сергея Арефьева. Ещё бы! Никто из них не забирался так высоко: зайчонок застрял между седьмой и восьмой ветками.

– Ты заслужил награду, рыцарь, – Лидочка сделала шаг в сторону Серёжи под завистливые взгляды остальных мальчиков.

Сережа прошел мимо нее и сбившихся в кучку ребят:

– Я не хочу быть твоим рыцарем, – сказал он, поравнявшись с Куприяновой и глядя ей в глаза.

Потом вернулся к Марусе, взял ее за руку и повел за собой.

Войдя в квартиру, Ника услышала звуки в спальне. Девушка удивилась и пошла на шум.

Легко открыв дверь, она застыла на пороге. Картина была до обыденности банальна. В кровати она увидела своего Стаса и мелькнувшую белокурую прядь. Хозяйка пряди проворно спряталась под одеяло.

– У вас есть пятнадцать минут, чтобы покинуть мою квартиру. Твои вещи, дорогой, я передам с курьером. – Внешне Ника осталась спокойной и холодной.

Повернувшись, она вышла из спальни.

«Какой же длинный коридор в моей квартире. Прихожая. Дверь. Да, дверь! Быстрее! Открыть, выйти! Выйти!»

В голове звенела тишина. И только кто-то подавал команды, направляя Веронику в нужном направлении.

Ее руки непроизвольно сжались в тугие кулаки. Злость, обида, унижение сплелись в большой тяжелый ком и давили в солнечное сплетение. Ком разрастался, заполнял легкие, добирался до горла.

«Воздуха. Нужно немного воздуха. На лестницу. В лифт нельзя. Вдруг кто-то из соседей увидит. На лестницу! Быстрее! Ну! Быстрее!» – Ника распахнула дверь на лестничную площадку. И пустилась бегом вниз. Открытым ртом она судорожно хватала воздух, пытаясь вдохнуть глубже.

Слёзы обжигающе-горячими капельками собрались в уголках глаз.

«Нельзя! Ни за что! Не здесь! Реветь нельзя!»

С этой мыслью Ника выскочила из подъезда. Ее машина стояла тут же. Она стала укрытием, спасением.

«Ехать. Здесь оставаться нельзя», – Вероника повернула ключ зажигания и вцепилась в руль. Руки не слушались. В таком состоянии далеко не уедешь.

Девушка медленно вырулила из двора и повернула в соседний. Припарковалась. Руки безжизненно скользнули на колени. Слёзы свободно покатились, до боли обжигая щеки.

Она плакала молча. Без единого звука.

В этот момент Нике показалось, что всё исчезло: и только что народившаяся весна с ее нежно-зелеными почками, и яркое голубое небо, и веселое солнце.