То был самый удачный для их семьи год: принесли приплод две коровы, бегал малый жеребенок; Дарья, оставив школу, пасла на выгоне свиней и небольшую отару овец. Родилась еще одна дочка, хотя втайне Тихон хотел сына. Утром поднимался ни свет ни заря, ощущая в себе недюжинную силу; всякая работа оказывалась по плечу. Вот бы еще были помощники – и можно развернуться да и середняком крепким стать. А так надежда только на свои руки, а их всего две. Хотя потом подрос Антон, перехватил работы у Дарьи, да что с него, малец еще. Как ни старался, а не получилось выбиться в крепкие середняки. Родились еще одна дочка и, на радость, сынок, только помощи со стороны никакой; вот и попал в загребущие руки Прилепы. Совсем невмоготу стало, а тут голод, коня украли.
Нагоняют тоску на Тихона воспоминания. Обещал председатель поддержать, выделить хотя бы немного зерна, но, как сказал бухгалтер артели Митя, пока вопрос не решился.
Поднялся со своего стула Тихон: думай не думай, а жить надо.
Встраивалась в новую жизнь семья Тихона. Он стал ходить на конюшню, где собирались по утрам артельщики и определяли, кому какую работу выполнять. Антонина оставалась смотреть за детьми и двором, Антон с сестрой продолжали пасти стадо. Жизнь в семье помаленьку стала налаживаться. На приусадебном участке зеленела картошка, под нее была отведена большая часть земли. Поднималась рожь, на посев которой семена выделила артель. Уже не замечал Тихон припухлости у детей. Только посмотрит хозяин на свое хозяйство, а оно и до бедняцкого не дотягивает. Коня нет, корова одна, а откуда прибыток иметь, как детей учить… Такие думы Тихона не покидали ни днем ни ночью. Видела Антонина, как муж мучается, а чем она ему поможет, сама из бедняцкой семьи.
Тужи не тужи, а дни идут своим чередом, принося и радости, и огорченья. Лето пролетело, как и не было его. Что ни говори, а повеселели люди к осени – собирали неплохой урожай. Помня голодные дни, старались сберечь добытое, прикидывали, хватит ли до следующего лета. Хозяйство Тихона тоже увеличилось на кабанчика; кур прибавилось. Дружно убрали картошку, полоску своей ржи, снопы которой смолотили вечером на току в гумне цепами. Конечно, в засеках не столько, как раньше было засыпано и припасено. То, что брал в долг у артели, Тихон вернул. Хотя кто в артель раньше вступил, тому причитались и зерно, и лен; правда, немного, но к собранному на своих участках прибавляло заметно. Ожидал Тихон мешка три-четыре зерна получить за работу Антона и Дарьи пастухами, отмечая про себя, что хотя и небольшая, а все же прибавка. Дай столько прошлой осенью, не так бы голод в семье чувствовался.
Казалось бы, уже и забываться стала пропажа коня, как подошло время заготовки дров, сена; а на чем их привезти, у кого коня просить? Тогда возвращались прежние переживания, и нападала на Тихона тоска. На такие дела давали коня в артели, а то можно было попросить единоличника Архипа, и он не отказывал – помнил, как Тихон коня ему вернул. Нет-нет да и вспоминалась та история. Бывало, возникало желание обратиться к Прилепе, только тот заломит такую плату, что долго по ночам на мельнице отрабатывать будешь. Как-то все складывалось так, что к началу дождей и дрова с Атоном завезли, и сено уложили в сарае, оставалось привезти его еще с делянки лесника, но это можно было сделать только зимой.
В такую пору не стало Савелия, отца Антонины; надо было ехать в Вышгор, отдать последние почести родному человеку. Снова пришлось Тихону просить коня у Архипа; спасибо, не отказал. Дорога туда верст восемь, конем за час добраться можно. Оставили на хозяйстве за старшую Дарью и поутру двинулись в путь.