Прилепу нашел Тихон к полудню у его двора, работник Сидор запрягал коня в телегу. Тихон поздоровался и пытался завести с ним разговор, тот с сопением молча делал свое дело. Прилепа вышел через калитку. Это был чуть выше среднего роста плотный мужчина, в нем чувствовались физическая сила и хватка. Сразу бросались в глаза густая, уже с сединой, аккуратно подстриженная борода и с высоким околышем картуз, который был модным в городе. Полотняная косоворотка, подпоясанная витым шнурком, выделяла крутые плечи и мускулистые руки. Обут он был в лапти – видно, понимал в такой обувке толк в эту пору.

Он мельком взглянул на Тихона, который кивнул ему и заговорил:

– Пимен Иванович, у меня конь пропал. Думаю иди на поиски, а дома ни полушки муки. Пришел просить у тебя в долг; я отработаю, сколько скажешь, – и замолчал, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова на самого богатого человека в их деревне, от которого многое зависело.

Прилепа зачем-то подошел к оглоблям и проверил, как натянут чересседельник, взял вожжи у Сидора, намереваясь сесть на телегу. Тихон опустил голову с мыслью: не даст муки. В этот момент раздался раздраженный голос Прилепы:

– Что ты пришел ко мне просить? Вы все думаете, у меня здесь залежи зерна, а муки на всю деревню хватит? – Тут его нога запуталась в вожжах, он вскипел и продолжил уже голосно: – Нет у меня муки и зерна, нет! Всё подчистую забрали и вывезли, мельницу остановили. Иди проси в колхозе, там тебе дадут точно, а у меня нет. – Он наконец освободил ногу, сел на телегу и, уже успокоившись, буркнул: – Садись. Поеду на мельницу, там жернова чистить надо, что с них соберешь – то и твое. – Тронул коня, и вскоре они были на мельнице.

Как ни старался Тихон очищать жернова, удалось ему собрать муки фунтов десять, не больше. На лепешки хватит, а там – как бог даст. С таким настроением он вернулся на свой двор. Велел Антонине сразу пустить муку в дело:

– Испечешь, и пойдем с Антоном на поиски коня.

Жена всплеснула руками и растерянно произнесла:

– Так это же будет уже ночь!

Тихон ей ничего не ответил и пошел под поветь доставать немецкий ранец – непременный атрибут походов в дальнюю дорогу, доставшийся ему, когда германцы поспешно оставляли их деревню, побросав свое имущество.

Торопился Тихон, а за ворота вышли с сыном, когда уже вернулось стадо. Жене и Дарье только и сказал, что их может не быть дня три или даже больше. Перед этим попросил Антонину дать ему немного денег, которые они берегли на всякий случай; всех их на коня бы не хватило, подумал он и, отсчитав несколько купюр, взял с собой, остальные отдал жене.

Тихон из рассказа Надиного Ивана представлял, где находится та цыганская заимка, путь предстояло пройти неблизкий – больше десяти верст. Тихон в деревне слыл знатоком окрест раскинувшихся лесов и ориентировался в них одинаково в любую погоду и время дня, как у себя на огороде. Он любил и понимал лес, знал грибные и ягодные места, где растут какие травы; их летом собирала Антонина для чая и лечения разных хворей.

Ориентируясь на узенький серпок луны, к заимке они подошли за полночь; она возникла темным дощатым забором сразу за урочищем Салин Мох, поросшим ольшаником. Забор озадачил обоих своей мрачностью и неприступностью. Тихон потрогал доски – они держались крепко.

– Коваными гвоздями намертво прибиты, – прошептал он, нарушив тишину.

Темнота, тишина ночи, набежавшая на серпок луны тучка создавали у Антона зловещее представление о скрывавшемся за забором, и после слов отца его начал пронимать мелкий озноб; хотелось быстрее убежать отсюда и оказаться в хате за печью. Тихон тоже в первый момент испытал страх, который шел от этого мрачного места, но тут ему почудилось тихое ржание лошади. Пронеслась мысль: там Рыжий! Он сделал несколько шагов вдоль забора, остановился и застучал по нему кулаком с криком: «Откройте!» Залаяли собаки, а он продолжал стучать. Забор задребезжал, это придало Тихону уверенности и сил. Ногой начал стучать и Антон; собаки громко и неистово лаяли на месте.