– Она недостойна вашего слуха, – с нотками заботы в голосе оставил отца в неведении Андрей. – Забудем о моем предубеждении к брату, – поспешил сменить наболевшую тему. – Что ждет меня, закоснелого грешника, – подтрунил над своей личиной силой обряженный в нее князь, – если я откажусь сдержать свое слово и понести ваше изощренное покарание?

– Приличествующая титулу пожизненная рента, – ответил ему нарочито сдержанный голос отца.

Отворотившись к окну, дабы укрыть свой мятежный взгляд, прикусивший губу Андрей о чем-то размышлял.

– Вы считаете свое требование справедливым? – он обернулся к украдкой наблюдавшему за ним князю.

– Только оно способно послужить тебе уроком, – в который раз сдержан отцовский порыв пожалеть сына.

На голову разбитый доводом, Андрей зажмурился, тяжело перевел дыхание.

– Вы слывете послушным заповедям поборником справедливости, – с надсадой молвил он вновь. – Неужели такое мнение лицемерного света – лишь подобострастная лесть высокому титулу? – рьяно будоражил Андрей и так неспокойную совесть отца. – В обуявшем вас намерении обуздать мои пороки вы сами презрели благородство и великодушие, возжелавший соединить нерушимыми узами двух совершенно чужих, не подозревающих доныне друг о друге людей, пренебрегая их сердечными привязанностями и обязательствами.

– Насколько мне известно, – возразил князь, искусно скрывший свое восхищение всплеском чувств сына, – вы оба свободны от каких-либо обязательств.

– А что вообще вам о нас известно? – лишь подлила масла в огонь негодования Андрея эта невинная фраза. –

Что вы знаете о наших желаниях и мечтах? По какому праву вы смеете перекраивать на свой манер жизни других? Я отказываюсь, – категорично заявил он, разгоряченный, – усыплять бдительность фамильной чести противным моей душе образом жизни, жалким прозябанием с навязанной вами благонравной женой, блюдущей ханжеские законы закоснелого в предрассудках света. Я хочу быть вместе с владеющей моими помыслами и желаниями, моим сердцем любимой и любящей женщиной, – отчаянно отстаивал свое право выбора Андрей, – а не с купленной вами на ярмарке невест бездушной куклой!

– Ты зря хулишь мой выбор, – не желал сдавать своих позиций отец, – в предвзятом безразличии даже не поинтересовавшийся именем суженой, которая, заверяю, – само совершенство.

– Возможно, – едко усмехнулся ему переведший дух Андрей, – однако ни ее ласкающее лишь ваш слух имя, ни ее очевидные прелести и достоинства не взывают к моим чувствам, – склонился он перед оставшимся не у дел отцом, всем видом давая понять, что его решение окончательное и бесповоротное, и направился вон из комнаты. – Погодите-ка, – осененный предположением, он остановился в шаге от своей триумфальной арки глаза в глаза с уязвленным этим демаршем противником, занятым единственной мыслью: какое оружие способно одолеть строптивца. – Девушка, о которой столько было говорено, вольна в поступках? – задан смутивший совесть Дмитрия Андреевича вопрос. – Моя скандальная кандидатура на роль мужа – ее выбор, или и насильно уготованной мне в жены бедняжке предъявлен ультиматум?

– Порой сама жизнь заставляет нас платить по чужим счетам, – опустив глаза, оставил сына без определенного ответа тронутый его искренним беспокойством об участи девушки князь.

– Чем же прочимая мне в супруги барышня, эдакая, с ваших слов, умница-красавица прогневила свой жребий, понуждающий ее к браку с поделом наказанным за грехи негодяем? – казалось, воскресшее возмущение говорило голосом взвинченного вопиющим произволом Андрея.

– Союз с тобою стал бы для нее благоволением судьбы, – украдкой улыбнувшись своим мыслям, оправдал князь вынесенный им вердикт.