Однако эта консервативная партия существовала в Риме при Тиберии, который иногда льстил ей, хваля старые обычаи, которые его не стесняли, и простоту, которая устраивала его скупость. Время от времени один из этих честных людей вскрывал себе вены, либо в знак протеста, либо чтобы избежать печального зрелища, которое представлял тогда Рим; поэтому они могли бы умереть на Форуме, если бы у них была причина, за которую стоило бороться. Они могли бы увлечь за собой недовольный сенат, обездоленный народ, преторианцев, еще не определившихся, и легионы, преданные детям Германика. Но когда народ делает это последнее усилие, он делает его для себя, а не для того, чтобы угодить честолюбцу и чтобы правителя звали Нерон или Друз вместо Тиберия. Восстают, чтобы освободиться, а не чтобы насильно создать себе новое рабство. Вот чего не смогла понять ограниченная умом Агриппина; ее личность и гордость стали разрушительными силами. Вместо того чтобы объединить столько элементов и новое поколение, жаждущее возрождения, она раздражает Тиберия и весь мир своими криками. Она утомляет своих друзей, говоря только о себе и своих сыновьях; самые предусмотрительные повторяют мораль баснописца Федра: «Что за дело до господина? Все равно придется нести ярмо». Постепенно партия оказывается перед лицом лишь войны за престолонаследие; она становится инструментом династической распри. Великое положение, которое Агриппина занимала благодаря памяти о Друзе и Германике, сводится к дуэли с Сеяном. Есть два лагеря: лагерь Сеяна и лагерь Агриппины. Кто одержит верх? Правда, Сеян имеет на своей стороне отчаянных негодяев и беспринципных честолюбцев, тогда как Агриппина окружена уважаемыми людьми, но обескураженными или достаточно слепыми, чтобы верить, что хорошие правители возможны при плохих институтах. Эта война становится лишь дворцовой интригой; эти два дела – лишь столкновение двух интересов или, скорее, двух личностей. На этом поле Агриппина обречена, ибо она встречает самого искусного противника, самого гибкого интригана, самого опытного заговорщика.

В самом деле, как только Тиберий уехал на Капри, а Сеян стал хозяином Рима, гибель Агриппины ускорилась. Тиберий, чьи обиды были тщательно раздуты его фаворитом, проявлял смелость лишь издалека, но Сеян искусно направлял свои удары, которые следовали один за другим. Сначала солдату было поручено повсюду следовать за Агриппиной и Нероном; он записывал их действия, визиты, которые они наносили или принимали. То Сеян писал на Капри, что Агриппина хочет отправиться к армии на Рейне, чтобы поднять её на восстание, то что она должна появиться на Форуме в слезах, обнять статую Агриппины и призвать народ к мятежу; что гражданская война неизбежна, что сторонники Агриппины сильнее чем когда-либо, и что настало время ударить по самым дерзким. Приходит приказ, и начинается. Сначала это Гай Силий, один из лучших генералов Рима, и его жена Созия Галла, подруга Агриппины: один кончает с собой, другая отправляется в изгнание. Затем Тит Сабин, которого ведут на смерть в первый день года и сбрасывают с Гемониевой террасы; потом Кальпурний Пизон, один из самых суровых патрициев того времени, и, наконец, Клавдия, двоюродная сестра Агриппины. Очевидно, что удар направлен против Агриппины; это её опоры разрушаются. Больше нет сомнений, ни знать, ни плебеи не могут ошибиться. Все предупреждены: постепенно вокруг неё образуется пустота, страх способствует этому лучше, чем палач. Сердца отдаляются, рты молчат, близкие скрываются, и несчастная видит вокруг себя эту мрачную и удручающую пустоту, которая является лишь ожиданием последнего удара.