– Что это вообще за суд такой? Какая-то странная обстановка, какая-то совсем не похожая на реальность! А может, я сплю? Может всё это мне снится? Ещё звон этот в голове откуда-то взялся и не прекратится никак…

Я ни раз пытался остановиться, ни раз пытался всё как-то усмирить эти свои безумные потоки, но внутри меня всё также несносно и тошнотворно продолжали метаться чуть ли не в панике мои загнанные в тупик мысли. Всё сыпались и сыпались какими-то обрывками будто бы в пустоту все мои нескончаемые вопросы, на которые, разумеется, я и не ожидал ответа. Вопросы копились, слоились и тяжелели, но, тем не менее, не смотря на всё это безумие, я всё продолжал наивно надеяться, что это какой-то нелепый розыгрыш, что всё это неправда, что вот-вот представление окончится, и я вновь окажусь в своём привычном окружении, в своём комфортном состоянии. Моё сознание всё неистово продолжало цепляться за воздух, цепляться за любые проскальзывающие детали, что могли вызвать хоть какую-то каплю сомнения во всём происходящем. И да, в зыбком числе всех тех мелочей, я всё же крепко уцепился надеждой за один явный наружный факт несоответствия – это отсутствия форменной одежды на прокуроре. Ещё меня смущало то, что этот зал не вмещал в себя зрителей. Я каждый раз изо всех сил пытался теребить свою увядшую логику, притягивая за уши любые домыслы. И что самое странное в этой всей череде каких-то откровенно сонных картинок, так это то, что я совершенно никак не мог вспомнить, как я очутился здесь, в этом зале судебных заседаний. Не то чтобы я, оборачиваясь назад видел там всё какие-то туманные следствия, коридоры, повороты, россыпь времени, допросы, и снова череда бездействий, нет, я не видел ничего. Словно бы кто-то нагло взял и отрезал весь этот предшествующий путь, будто бы до этого пресловутого зала судебных заседаний у меня вообще ничего и не было, какая-то пустота, какая-то сплошная кома. А в голове тем временем периодами то и дело всё елозили мысль:

– А может это вообще не тот суд, о котором я думаю? Может это действительно, тот самый…, Высший Суд? Может я умер, и именно сейчас надо мной будет вершиться тот иной, Небесный суд? Кто знает, как там у них всё устроено? Может всё точно также, по аналогии с земным судом, или же скорее, напротив, в земном суде устроено всё точно также, как и в Небесном? Опять же, кто там был, кто правду видел? Хотя и то и это… всё вполне может быть, – успокаиваясь, я вздыхал и не переставал размышлять, всё помещая свои многотомные идеи в мгновения, в свинцовые секунды времени, – всё очень даже может быть! Сейчас наверняка должен выйти… О, нет, нет, он должен именно явиться, а не просто выйти, мудрый седобородый старец. И всё начнётся. Он чинно займёт центральное место за столом, там где сейчас никого нет кроме одного того хлипкого образа человека, который судя по всему является секретарём. Судья или как правильно то, как поуважительней то будет его называть? В общем, он посмотрит на меня и тут же безотлагательно примется подробно рассматривать историю моей жизни, пусть и не долгой. Да как же так то? Неужели я и на самом деле умер? А от чего? Что случилось?

Фантазии мои бесстыдно плодились, они всё крутились, вертелись в каком-то действительно уж отчаянном бреду, и объём их весь тот неумолимо возрастал. И сливаясь, таким образом, в единую оргию мутнеющих вопросов, я едва ли уже не сходил с ума, хотя, как знать, быть может, на тот момент эта черта была мной уже давно пройдена. Признаться, в какой-то миг мне и вправду искренне хотелось, чтобы этот процесс был тем самым Высшим судом, отчего-то он мне казался менее страшным, нежели обычный земной суд. Почему так? Да вероятно от того, что всем было хорошо известно и мне естественно в том числе, что какие именно последующие мероприятия ожидают подсудимого после оглашения приговора, это ни для кого не секрет. И именно эта ясность, она-то и сковывала моё нутро. А о последующих этапах того неземного суда, о них в точности не знал никто. Ведь никто так и не вернулся от туда, никто ничего не рассказал, как там всё на самом деле, и даже весточки, никто даже самого захудалого письмеца оттуда так и не присылал, отчего слепая надежда и пробуждала во мне некое наивное чувство на подобии уверенности. На самом деле, строгость решения того Небесного суда, результат, срок и условия отбывания наказания где-то – всё это пока в неведомом для нас месте. Они могли быть куда более суровой ношей по сравнению, например, с колонией. Где, так или иначе, человек живой, жизнь продолжается, не бог весть какая, но всё же жизнь. И всё равно, сидя на лавке в зале суда, я продолжал надеяться на чудеса. «Ну, пусть даже и тяжёлое, ну какое наказание может вынести Высший суд? – я продолжал размышлять, то есть уговаривать сам себя, так будет честнее сказать – Бог ведь един, насколько я помню из писаний. И он мудрый, он добрый, это точно! Ведь он всех прощает, кто бы перед ним не оказался! Об этом же любая религия твердит! – продолжал я раздувать облако оптимизма в сознании, – так стоп! Даже если и так, Бог всех любит и всем всё прощает, особенно тем, кто раскаялся, хоть я и совершенно не понимаю, в чём есть мои прегрешения, какое преступление я совершил? Наверняка вскоре всё прояснится, и я уж точно не откажусь, я раскаюсь в содеянном, если вспомню, конечно. Но вот дилемма, тут же возникает другой вопрос: если всё так, прощение, помилование и всё в том духе, то спрашивается, зачем тогда вообще нужен весь этот суд, раз итак всем всё отпускается? Традиции?»