На окраине города, где я обитал, однажды в полуподвальном магазинчике, в очереди из пригорюнившихся и обношенных старух, не поднимая глаз от пола, я вдруг увидел тугие икры из-под элегантно ниспадающего шелковыми складками подола. Делая вид, что меня интересует содержимое витрины – вонючая треска, пережженные куры, мельче мелкой тюлька, – я заглянул в лицо стоявшей впереди невысокой женщины. Остроносое, припудренное, подкрашенное, с налетом застарелой усталости, однако осмысленное и моложавое. Вернувшись в очередь, я привычно понурился. И снова увидел великолепные, тренированные ножки. Если к концу дня женщине можно было дать под тридцать, то ноги были девичьими.

– Почем нынче колбаса?

– Где вы видите колбасу?

– Хотелось бы видеть.

– Приходите завтра.

– А вы и завтра займете очередь для меня?

Остроумие не совсем светское, но голоса наши невзначай слились в дуэт, когда мы высказали еще несколько веских суждений и уважительно засмеялись. Она взяла свою покупку, я ничего не стал брать, вышел вслед за нею.

Оказалось, живет молодая женщина через дорогу на этой же глухой, дивно поросшей кленами и платанами слободке. Снимает комнату с черного хода у дряхлой пары с козочкой и двумя кошками, которые, собственно, и являются хозяйками укрывшегося за пятиэтажками домика.

– У вас не намечается день рождения?

Она уставилась снизу вверх своими миндалевидными, черными, скорее, смородинными глазами, встряхнула вороненой челкой и тем самым одобрительно откликнулась на мою придумку. Я осмелел:

– А то у меня завалялся симпатичный кулон прямо к вашему платью.

Кулон я видел в магазине-салоне «Ярославна», выкупить его у меня не было денег, однако почему бы не пошутить?

– Приносите в очередь. Ровно через три дня.

– Отпразднуем совершеннолетие…

– Прощанье с молодостью. – Женщина прощально усмехнулась, прогнала кое-как усталость и слегка урезонила меня: – Спасибо за прекрасно проведенное время. Однако мне пора.

– Супруг ждет?

– Ваша прямота подкупает.

– Черт дергает за веревочку. Наверное, сказывается одиночество.

Отойдя более двух шагов, она обернулась:

– Дочка после школы проголодалась. Не ест, пока не приду с работы.

– У вас дочь?

– И довольно ранняя.

Меня и впрямь подталкивал бес, иначе так рьяно я не набивался бы:

– Отдыхайте. Я подойду к двадцати двум. Подышим перед сном.

Она пришла без опоздания. Запросто, обыденно, можно было подумать, что сошлись мы на привычном для нас тротуарчике в сотый раз, не сговариваясь, свернули в сквер с пересохшими фонтанами – эдакими давно знакомыми шли и болтали, с середины устоявшихся отношений.

Три дня спустя и правда был ее день рождения. Я приготовился к долгим уговорам провести торжества вдвоем и у меня. Мол, и квартирка изолированная, и стол на мне, и кошки не будут ходить по столешнице. Предложение было принято в первом чтении и без поправок. Я даже насторожился: не привычное ли дело для деликатной и теплой женщины посещать малознакомых мужчин? Впрочем, инициатором была не она. И запросы мои не отличались возвышенностью.

К концу дня я встретил Надежду Леонидовну у подъезда ее объединенной бухгалтерии, чтобы не позволено было ей передумать, принялся намекать, что обещанное колье у меня в кармане (знала бы она, в какие долги я влез), женщина мягко улыбнулась неожиданно молодой, белозубой улыбкой и сказала, что прежде надо зайти в Дом культуры глухонемых забрать дочку.

– У нее что, слух?..

– Упаси Господь! Там концерт, она в детском танце участвует. Развлекает местных детей.

– Сама она домой не доберется?

– Это ее первое выступление, я обещала посмотреть. Пожалуйста.