– Здорово-здорово. Чем обязан на этот раз? Опять занавески вам в кабинет подарить? Канцтовары? Бумагу? Краску? Стулья? – ответил я не без сарказма.

Попрошайничество в подобных государственных структурах – норма жизни. Их работники не стесняются решать свои проблемы за счёт других бюджетных учреждений. Иначе, в случае отказа, непременно подстроят какую-нибудь пакость…

– Не-е-е! Бумага есть. Тут, короче, дело другое – нам нужно п++дюка какого-нибудь. Чисто для протокола, по типу – в алкогольном опьянении. Но чтоб ему было пятнадцать лет, не больше, не меньше!

– Чего? Я чё-то не уловил. Какого ещё п++дюка?

– Да тут, бля, отчёт годовой готовим. В этом году у нас снижение по малолеткам, задержанным в пьяном виде. По несовершеннолетним – всё ровно, а вот по малолетним, короче, ну, кто старше четырнадцати, но младше шестнадцати, тех не хватает… – полицейский объяснял, как мог, коряво и путась в социальных терминах.

– И что? – нетерпеливо перебил его, – Что в этом плохого-то? Это, вроде бы, наоборот – хорошо! Не понимаю…

– Ну ты чё? А вдруг на будущий год больше будет? Это же будет рост! Понимаешь? Нас тут всех прокуратура вые++т!

Я тогда начал смутно понимать, в чём дело. Никогда ранее прежние начальники даже не заикались об этом так огульно, зная, что не каждый поведётся на подобное безобразие. Они по-тихому, в узком кругу, решали такие проблемы через закадычных приятелей – работников ПТУ, интернатов и т.д.

А этот дуролом, вчерашний участковый, который кроме, как гонять таких же алкашей, как сам, ничего особо и не умеет, взял трубку телефона и… нагло предлагает малознакомому работнику образования, совершить подлость…

Просил он, если кто-то не догадался, всего-навсего дать ему данные на какого-нибудь пятнадцатилетнего “трудного” Васю или Петю, чтоб составить на него “липовый” протокол о задержании в пьяном виде. Потом заплатить за него по-тихому штраф “по минималке” и забыть. Этот Вася-Петя и знать бы не знал. Мало ли у него таких “подвигов” на счету! От него не убудет…

Я тогда, помню, занервничал от негодования так, что даже растерялся, не находя, что и как ему ответить. Пусть это выглядит с моей стороны ханжеством. Но, согласитесь, крайне неприятно, когда тебя вот так запросто принимают за безнравственного и бессовестного человека! За заведомого подлеца, который готов вот так вот взять и предать, как минимум, свою профессию. Предать свои идеалы. Предать и того, в кого вкладывал душу, тратил здоровье, силы и годы. Одного из тех, кого считаешь своими питомцами…

Если откровенно, начистоту, то в прошлой, то есть дотюремной, жизни я был отпетым идеалистом – беззаветно посвятил эту самую первую половинку жизни заботам о тех, кого называют трудными подростками, кого суровая действительность когда-то безжалостно исхлестала…

А этот дурак… Он просто взял и плюнул мне в душу. И, само собой, я не сдержался:

– Ага! Щас, б++дь, уже побежал! Поймаю на улице, напою, б++дь, и к тебе приволоку! Ты вообще соображаешь, что ты мне предлагаешь? Ты там не бухой часом?

Тот опешил:

– Да ладно тебе, Игоревич! Ну чё ты…

Но меня уже понесло. Наговорил ему, конечно, много лишнего, не церемонился. Я-то себя в то время причислял к мэтрам профилактической системы. А его почитал за козявку, случайно в эту систему затесавшуюся. Он даже не огрызался – знал своё место, тупой и самоуверенный болван…

Однако, как показало время, чрезмерно самоуверенным оказался всё-таки не он, а я, усыплённый иллюзией собственной значимости, авторитетности и независимости, проще говоря, гордыней. Но это было потом…