Да что такое это безликое "говорили"? В этом же регионе, в том самом СИЗО, где провёл я в совокупности около года, сидел десятью годами ранее меня писатель и политик Эдуард Лимонов. Он в своей повести "По тюрьмам" описал всё настолько красноречиво, что мне и добавить особенно нечего. Тем более, что за десять лет, если что и изменилось, то только в бытовом плане.

Так, однажды попал я в камеру на восемнадцать мест. Повторно вернулся туда через полгода, и выяснилось, что благодаря какой-то московской комиссии из-за сильной тесноты камеру «разгрузили», оставив двенадцать шконок. Примерно через год стали требовать соблюдение «социальных норм» (они, оказывается, тоже здесь существуют). Как мне сообщил при случайной встрече бывший сокамерник, теперь эта камера стала восьмиместной. И уже в колонии, через пару лет, один из прибывших этапом новичков сказал, что долгое время провёл в той самой камере, и она… на шесть мест!

Гуманизация пенитенциарной системы всё-таки принесла плоды. Ведь по слухам, за три-четыре года до меня в эту же самую хату набивали до тридцати шести человек! По двое на одну шконку (спали по очереди)! Летом, чтобы не задохнуться лежали вповалку на полу… Это так, в качестве примера, что время не стоит на месте. Теперь в камерах СИЗО, говорят, и холодильники есть, и электрические чайники, и чего только нет. Скоро дойдёт до микроволновок и кондиционеров, если кое-где уже не дошло.

Раньше, на моей памяти, не было даже туалетных кабинок. Унитаз стоял в углу камеры и благо, если его скрывала хотя бы невысокая перегородка ("слоник"). Оборудованы камеры были крайне убого: железные полка, стол-общак, лавка вдоль стола, койки-шконки, умывальник, оцинкованный бак для питьевой воды и розетка для кипятильника. Всё намертво прикручено к полу и стенам, прибито здоровенными штырями, покрашено в серый цвет. Ни тумбочек, ничего деревянного, кроме полов и грубой толстой доски, приделанной на лавку. Окна, светильник, видеокамера слежения – зарешёчены добротно. Мощная стальная дверь (тормоза) с окошком для подачи еды и документов (кормушка, кормяк, касса) и глазком (волчком). По аналогии волчком или глазком на языке фени именуют также анальное отверстие.

Иногда в качестве поблажки (скачухи) могли выдать в камеру телевизор. Но далеко не всем. Это надо было по особенному заслужить, всячески сотрудничая и с администрацией СИЗО, и, частенько, со следствием.

Единственное, чего не было, нет и не предвидится – это легальных средств мобильной связи и свободного доступа в интернет. Кроме почтовых писем, таксофонов для ограниченного контингента и электронной почты через ту же администрацию – ничего!

При мне уже стали монтировать санузлы-кабинки, появились тумбочки и разноцветные стены, а кое-где и чайники. Не менялись только режимные требования: подъём, отбой, приём пищи, прогулка, шмон, «не сидеть!», «не лежать!» и прочее. Хотя, как говориться, на то и правила, чтобы их нарушать…

Отдельного внимания заслуживает питание. Точнее то, что называли питанием. Это было нечто, донельзя красноречиво подходящее под слово «баланда»!

Вообще, баланда – это собирательное название блюд тюремного общепита.

Зэк, оставленный отбывать наказание в СИЗО, именуемый баландёром или шнырём*, три раза в день разносил по камерам «горячее» питание, то бишь баланду.

На завтрак и ужин была каша: перловая, пшеничная, ячневая, редко пшённая. Также часто давали «комбинированную», которую именовали: «комбикорм» – смесь круп, включая цельные зёрна пшеницы, ячменя и овса, короче, то, чем кормят свиней.