Медведица снова прикрыла глаза. На нее навалился сон, и она уже была во власти блаженства. Долго зевая, в забытьи уронила на подстилку голову…

День за днем шли долгие зимние месяцы. Медвежата подрастали. К апрелю они уже были больше домашнего кота – их гладкая блестящая шерстка менялась, пушилась, обретала свой окрас, медвежий. Они мало-помалу стали понимать мать. Проголодавшись, хныкали, как малые дети. Старая медведица тихим урчанием давала им условные знаки, заставляя искать соски.

Медвежата давно прозрели, но еще плохо ориентировались в темной берлоге. Все делали интуитивно. Отталкивая друг друга от сосков, они спинами упирались в отвесную стену, а то взбирались на припечек, будили пестуна. Тот недовольно ворочался, но под недоброе урчание матери смирнел, забиваясь поглубже в угол.

Старая медведица чувствовала, что жир, накопленный летом для зимовки, у нее на исходе. Если весна затянется, то плохо будет не только ей, но и малышам. По времени она знала, что пора открывать берлогу, но ее еще пугали слабые заморозки по утрам, редкие, но сильные ветры – значит, не пришла пора, когда можно спокойно вздохнуть всей грудью дурманящий, настоянный на хвое воздух. Пугала ее и тайга. Медведи-самцы поднимаются рано. В поисках пищи они, голодные, рыскают по лесу. Ранней весной медведи безжалостны и злы, нет пощады слабым.

С приближением апреля пестун все чаще ворочался на припечке, напоминая матери о воле.

По-настоящему весна разгулялась только в середине апреля. Она разом словно сдвинулась с места, неудержимо понеслась по полям и лесам, расплавляя сильным солнцем метровые снега. Снег темнел, оседая на мерзлую землю. По склонам кедровой пади понеслись ручьи. И чувствительное тепло в берлоге, и неудержимый говор ручьев, и легкий умиротворенный шум леса, и бесперебойное щебетание оживших птиц – все говорило о том, что пришла весна, светлая, бурная. Медведице ничего не стояло выбить сильным толчком лапы плотную смерзшуюся затычку у чела, сделанную ею же самой – соорудила она ее осенью из хвойных концов пихтовых лапок, травы и мха, перемешала с мокрой землей. Морозы скрутили затычку.

Медведицей руководило неуемное желание выбраться наружу, но, вспомнив про малышей, она каждый раз с трудом подавляла в себе это возрастающее чувство. Медвежата посапывали рядом, живые, теплые комочки, придавая ей уверенность и силы. Старая медведица по опыту знала, что чем дольше она отодвинет время в берлоге, тем больше надежды сохранить семейство от лютых врагов. Незаметно в тайгу придут теплые дни, а с ними появится первая сочная зелень. Голодные звери с жадностью набросятся на траву. А пока – берлога ее спасение.

У старой медведицы скоро появятся новые заботы. Но вместе с ними наступит полнокровная лесная жизнь, которую она трепетно ждет, особенно последние дни. Та минута, когда она выберется на свет, всегда была нелегкой. Именно с этого часа ее жизнь приобретет новый смысл, станет нелегкой и опасной. На каждом шагу малышей будет подстерегать опасность. Это медведица хорошо знала.

Маленький, неприметный с первого взгляда ручеек, родившийся в кедровой пади весенним днем, робко пробился через толщу снега и, набирая силу, покатился вниз. Почти в конце пути он отбросил отрукавок, который задержался на берлоге, потянулся к отверстию, оставленному зимой лосем.

На другой день солнце припекло сильнее. Ему старательно помогал подтачивать ноздреватые снега юго-западный ветерок. С бугристых круч, склонов и угоров в низину неудержимо понеслись бурные потоки мутной воды. Но глухую таежку весна еще по-настоящему не тронула. Сюда скупо проникали острые лучи весеннего солнца. Но, тем не менее, схваченные ночными заморозками снега к полудню слабели, и маленький ручеек у медвежьей берлоги набирал силу. Он все настырнее искал себе русло. Переломившись на осклизлой валежене, он ненадолго задержался на берлоге, и бойко зажурчал, спадая вниз.