«Ой, Мишка, хорошо как! Сильней! Ооой, щас я…».
«Нет, уж, пагади, Кончита ты малолетняя, пошли в душ», – он схватил девушку за руки, поднял с кровати и забросил на плечо, она визжала и дрыгала ногами.
«Ну ни-ха-чу! Пусти! Опять надругаешься над бедной девочкой!»
«Пошли, бедная ты моя девочка. Ты уже соглашалась же сама. Про бонус помнишь?»
«Ну не надо, Мишка! Ну я там хочу! Ну ты сам виноват! Сам меня…».
«Ну и там будет. Становись лошадкой. Сейчас мы тебя помоем… так…».
«Ой, ну стыдно так! Дай я сама».
«Ну вот… теперь намажем… и так потихонечку… вставим…».
«Ну больно!»
«Расслабься. Щас мы твой писюнчик потрогаем… и потом попунчиком займемся…».
«Страшно, Мишка!»
«Я чуть-чуть, не бойся. Все. Не больно?»
«Ну стыдно, умру щас! Ну куда ты его вставил!»
«Ну туда. Все, все уже. Тихо. Потрогаем тебя. Надутая. И сосочки торчат. Заведем вот часы. Приятно?»
«Ну гадский ты пиратище!»
«Перестать?»
«Убью тебя щас! Трогай!»
«Вот, двигаемся… трогаем…».
«Ооой, я… я щас…», – Белка дернулась вперед, выскользнула из-под Михаила, свернулась на дне ванной калачиком, сжала бедра с ладонью меж ними, замедляла движения ног, пока не успокоилась под теплыми струями душа.
Они лежали на кровати голые и мокрые, Михаил забросил руки за голову, Белка легонько гладила его кончиками пальцев во всех местах.
«Такой день был буйный. Устала ужасно. Ты меня любишь?»
«Конечно, маленькая. Мне даже кажется, что я тебя еще больше люблю».
«Правда? А почему?»
«Не знаю. Ты мне как-то ближе стала».
«А я после бара думала, ты меня убьешь. Или бросишь».
«Конечно, убью. По заднице будешь получать регулярно».
«Ну это ладно! Лишь бы ты был со мной».
«Ну куда мы с тобой друг от друга денемся. После всего».
«Никуда?»
«Никуда. Давай спать».
«Ну давай».
Михаил выключил воспоминания, убрал с живота ноутбук и бросился на кухню – курить хотелось ужасно. В командировку, что ли, съездить. Погордиться. А то так и не собрался. А разве ты внутри не гордился. Ну конечно, чаша гордости твоей переполнена до краев. Да тебе и не нужны другие. Это твоя тайна. Пусть так и будет. Хранимая, она растет у тебя внутри, разменянная – превратится в ничто.
Он загасил сигарету, вымыл кружку и пошел собираться на встречу – нужно было позаниматься и делами. Часа два он ездил на своем Х5 по городу, а в голове и без ноутбука работал просмотр фотографий: они всплывали в памяти сами собой во всех подробностях.
Все, не могу больше. Он затормозил у супермаркета, купил самую большую коробку «ассорти», бутылку холодной колы и поехал в больницу. На стоянке он закурил и увидел, что окно в кабинете Белки приоткрыто. Забрав пакет, он пропрыгал ступеньки входа, прошел вестибюль и свернул налево – ему нужен был последний кабинет.
Михаил тихонько приоткрыл дверь и просунул голову в проем: у стены, чуть согнувшись, стояла рыжеволосая девушка в белом халате, она расставляла на полке папки; солнце из окна пронзало тонкую ткань, под которой свободно колыхались груди.
– Привет, Бельчонок.
– Ох, Мишка, напугал меня!
– Конечно. Голой под халатом не страшно ходить, а тут я – ужас сплошной.
– Ну жарища страшная!
– Я тебе колы холодной привез.
– Правда? Давай скорей!
– И конфету.
– Ничёсе, конфета! Ты провинился? Признавайся!
– Соскучился просто.
– Ну ты брихун какой! – щеки девушки порозовели.
– Ты у меня такая красивая.
– Ты что это, заболел? – Белка подошла и провела ладонью по ширинке его джинсов.
– Да, хворь напала с утра. Работал, работал – не проходит. Вот решил заехать. Полечиться.
– Ну тут же люди ходят, Мишутка. Может, уже вечером.
– Так обед щас. А до вечера я могу и не дожить.
– Ну придумал тоже – не дожить. Ну помучься немножко – тебе полезно. Не все же мне одной.