Струноходец Наталья Садовникова

Лестницы заброшенной ступени.

Тихий шорох, словно кто-то рядом.

Соберу букет себе осенний,

Птичью стаю провожая взглядом.

Вновь душа неведомого просит…

Листья под ногами зашуршали.

Погадай мне, ласковая осень,

Грустная цыганка в пестрой шали.

Расскажи о радостях и бедах,

Расскажи как хочешь – долго, кратко…

Про любовь и ненависть поведай

И судьбы моей открой загадку.

Что со мною будет очень скоро?

Я, должно быть, не увижу рая,

Но в раю есть черные озера

И листва янтарно-золотая.

Отпустите меня домой!

   Там поля шелестят вереском,

Там небесной плыть синевой

   кораблям – облакам перистым.

Шелковистые травы там —

   как моря серебра чистого,

В них волнами вставать холмам

   и глядеть в небеса неистово.

У деревьев язык летуч —

   шепчут кроны их, ветра полные,

И стремятся к земле из туч

   только радуги, а не молнии.

Бег оленей беззвучно-скор,

   бродят белые волки стаями,

И везде, кроме гордых гор,

   там снега навсегда растаяли.

Понемногу стихает грусть —

   и уходит путями лунными:

Я однажды туда вернусь,

   и ручьи зазвенят мне струнами.

Здравствуй, край позабытых лет,

   край родной, где не нужно имени!

…только если его там нет —

   ты прости меня и не жди меня…

Нанизывать бусы матовые?

Тонуть в серебре монет?

Иди же, клубок разматывая,

По тропам, которых нет.

Рубаха твоя – кольчужная ли?

Ступай мимо градов-сел

Туда, где роса жемчужинами,

Где папоротник зацвел.

Ступай, да смотри обрадованно!

Чем доля не хороша —

Дорога твоя за радугами

Да пение стрел в ушах?

Не каждому камню стачиваться.

Дойти бы туда скорей,

Где юная ищет падчерица

Подснежники в декабре.

Кому-то – поклоны истовые,

Кому-то – дремучий лес,

А кто-то, под нос насвистывая,

Прямехонько в сказку влез…

…белого или черного,

Меж двенадцати воронов,

Под незнакомым знаменем —

Просто узнай меня.

Будет нашей далекая та земля,

Что вовеки не ведала короля,

Где под сенью леса в ночной тиши —

На реке кувшинки и камыши,

Где босые ноги – да в мягкий мох,

Где узнаешь все, что узнать не мог,

Где покров листвы – всех надежней крыш,

Где безмолвно, сердцем заговоришь:

Зверь ли, птица, травинка, ручей, звезда…

Там наш дом. Отныне и навсегда.

В руку мою —

Радуги лук.

Я не пою

Песен разлук.

Путь незнаком,

Топи и гать…

Сердца закон —

Не покидать!

Жаждой сожжен?

Слабость кляня,

Вены – ножом:

Выпей огня!

Чаша горька?

Вымерла высь?

Смех – и рука:

Крепче держись!

Чуешь беду,

Гибельный бой?

Я уведу

Их за собой.

Час подошел —

Крик из груди:

«Все хорошо!

Ты – не один!»

Нам дорога и даль даны,

Это – звеньев забытый звон,

Серебристый смешок струны

И свобода – из стаи – вон!

Прогонял все печали прочь

Вешний ветер внезапных встреч,

Нежный сон наводила ночь,

А кольчуга клялась беречь.

Эху – смеху суровых скал —

Вторил возглас волны морской,

Лунный луч мне лицо ласкал,

Потерялся в пути покой.

Мир вчерашний – он вдруг воскрес:

Камень крепок, клинок остер…

Позолотой покрылся лес.

Льются листья, летя в костер.

Вновь услышать хорошо бы

     прошлогодних листьев шорох.

Доблесть выбора лишенных —

          агнцами не стать.

Обходясь без длинной речи,

     выходить судьбе навстречу,

Зная слабых – уберечь их

          от прыжка с моста.

Взгляд в ответном взгляде тонет,

     не найдется глаз бездонней,

Плод запретный на ладони —

          Ева, ты чиста!

Не пугайся кары строгой,

     надкуси – не просто трогай! —

И ступай своей дорогой,

          выбранной из ста.

Время жнет лишь то, что сеет,

     и не знает опасений.

Дикой кошкою весенней

          провизжала сталь.

Вне времен и вне пространства

     тот, кто выбрал – странно, страстно.

На дорогу вышел – странствуй,

          прошлое оставь!

Смех заливист, ноги босы,

     и летят по ветру косы,

И другие смотрят косо —

          молодость проста…

Чтоб подрезать вихри-крылья,

     ваши лезвия остры ли?

Это жизнь мою открыли

          с чистого листа.

Все говорят, что люди не летают,

Что крыльев не дано нам обрести,

Что все мечты – лишь выдумка пустая,

Что в небо не проложены пути.

Не верь другим – верь только птичьей стае,

Щепотке неба, стиснутой в горсти.

Пускай твое сомнение растает,

Расправь же крылья – и лети, лети!

Ты на земле стоишь, едва дыша,

И в небо устремляется душа,

И сколько счастья в этом странном даре!

Лети вперед, всегда вперед и ввысь…

Но ни к кому на свете не тянись:

Раскроешь душу – и в нее ударят.

Война внутри и война снаружи.

     Быть может, все это миражи,

Но если ты хоть немного нужен,

     то не отступишь, покуда жив.

Дурные вести сбивают с толку,

     нелепы, словно обрывки сна.

Ветшает крепость моя – да только

     пути отхода искать не нам.

Пускай падение неизбежно,

     сердца людей разъедает ржа,

Но дай мне силу и дай надежду

     хоть на мгновение – задержать!

Последним камнем, держащим стены,

     замком последних стальных ворот,

Последним в жизни, что станет с теми,

     кто на чужое разинул рот.

И раз не выстоять в обороне —

     позволь увидеть в последний миг,

Как наша крепость сама хоронит

     врага, что в недра ее проник.

Кто не сгибается и не ноет,

     кто не спускает своих знамен,

Тот знает, что за его спиною

     стоят защитники всех времен.

И даже если осядут своды,

     не то что с двери слетит замок,

Он будет знать, что ушел свободным

     и до конца делал все, что мог.

…Смешно и глупо. Пустые бредни.

     Да полно, впрямь ли грозит беда?

Но если много таких – последних,

     то крепость выстоит, как всегда.

…Говорят ребята, что мне везет,

Что удачи хватит на целый взвод,

Да хоть роту вывести из огня!

Пошутили – любит война меня.

Будто кто-то впрямь защищает нас:

Под прицелом смерти в который раз,

Пролетело мимо уж сколько пуль,

А процент потерь – абсолютный нуль.

Может, чудо. Со стороны видней.

Пустяковый шрам – за десятки дней.

Каждый чуть потрепан, но, в общем, цел…

Да судьба берет на другой прицел.

И, хотя приказ возвращаться дан,

Пропадает гвардии капитан,

Полвойны молившийся всем богам,

Чтоб они хранили его врага.

У меня есть друг – разведчик и проводник, он следы читает легче, чем строки книг, он к лесным тропинкам с детства еще привык и проходит ими, не всколыхнув листочка. Вся граница знает: первый стрелок в краях! Не найти искусней, опытней, я не я, и враги боятся грома его ружья, потому что каждый выстрел чертовски точен.

Я – иное дело; что тут за спрос и суд? Заблудиться просто тем, кто не жил в лесу. По какой дороге ноги меня несут, не успел понять рассудок в тот летний вечер. Погнала беда, быстрей, или не уйдешь! Перебили всех – кто плох был и кто хорош, беглецов искали пуля да острый нож… но послало, верно, небо его навстречу.

Он окинул взглядом, жестом велел молчать и одним движеньем сбросил ружье с плеча. А потом сквозь чащу двигались добрый час, не роняя слов – шуметь, он сказал, не нужно. Подошли к его убежищу в темноте. Ни о чем сначала спрашивать не хотел. Посидел, вздохнул: повадки твои не те, подведешь ведь, неумеха, под вражьи ружья…

Скоро год знакомству, но не конец войне, и не раз мы с ним стояли спина к спине, и не раз казалось: выхода больше нет, неужели снова не получилось тише?.. Но всегда справлялись и прорывали круг…

У меня есть самый лучший на свете друг.

Где-то в кронах солнце прячется поутру. Мы смеемся: он впервые меня не слышал.

Учись гореть.

Не ради красоты:

Смерть на миру – не красно и не сладко.

Суть в том, что надо выжечь без остатка

В себе дурное. Кто, когда не ты?

Сигнальное ли пламя на горе,

Костер ли, от которого теплее…

Когда кругом вонючим дымом тлеют —

Учись гореть.

Учись светло гореть.

Перед троном твоим, о владыка Аид,

Я дерзаю просить небывалого дела.

То душа моя властно во мне говорит,

И от жгучего горя она поседела.

Я, быть может, последнюю песню пою,

И на свете мне жить стало странно и дико,

Потому что любовь я утратил свою,

Потому что погибла моя Эвридика.

Как же срок, ей отпущенный, был невелик!

А жила она, слез и печали не зная,

А была она – солнца сияющий блик,

А была она – певчая птичка лесная.

Весела и отважна, нежна и легка…

Рядом с нею казалось – все горести мимо!

От улыбки ее исчезала тоска,

Целый мир опустел без нее, без любимой…

Неужели неведомы раны любви

И страданья разлуки бессмертному богу?

Я молю: Эвридику мою оживи,

Дай ей снова пожить на земле хоть немного!

В первый раз не находятся в сердце слова.

Что же сделать я должен, чтоб счастье – с начала?

Отказаться от песен и струны порвать,

Чтобы лира моя навсегда замолчала?

Или броситься грудью на чье-то копье?..

Слезы сами текут. Плотно сомкнуты веки…

О владыка Аид, возврати мне ее,

А не то – и меня оставляй здесь навеки!

В бесконечности трав

Тонет солнечный шар.

Мною нынешней став,

Вспоминает душа.

Там, где тени легки,

Там, где лето длинней, —

С ветром вперегонки

Бег сарматских коней.

Акинак у бедра,

Чтоб вернуться живым,

Чей-то окрик «пора!» —

Да стрела с тетивы.

А себя отпустив

В этом мире простом —