– Ты прижимаешь локти к себе, вытягиваешься в струнку, кладёшь левое запястье на стол, а пальцами правой руки на весу держишь ложку. Осторожно набираешь чуть больше половины. А дальше самое интересное. После… ммм… освобождения ложки губы остаются приоткрытыми. Значит… у тебя насморк!

– Боюсь, мой дорогой Ватсон, вы ошибаетесь. Это значит, что у нас украли палатку! – процитировала Рита концовку известного анекдота, подтверждая абсурдность моего вывода. – А я-то уже уши развесила в надежде на комплимент!

И тут раздался стандартный нокиевский телефонный звонок. Это уж точно не моя «Группа крови». Журналистка покопалась в сумочке и извлекла гудящий мобильник.

– Привет, Дина! – готов спорить на что угодно, эта ехидная улыбка предназначалась мне. – Конечно, отпущу! Пока, дорогая! Ты не поверишь – звонила твоя жена!

– Вот так всегда, – вздохнул со всем возможным трагизмом, на который только оказался способен в данной ситуации. – Пора домой?

– Ага. Просила отпустить пораньше, у неё резко поменялись планы на вечер, – протянула несносная журналистка и игриво подмигнула.

…Вечер подходил к логическому завершению. Редкие прохожие поспешно исчезали в густой непроглядной мгле. На ночную охоту выбирались такси, обращая на себя внимание светящимися шашечками. А ветер буйно радовался получению всей опавшей листвы в безраздельное пользование.

Тёмные улицы. За невидимыми тучами попрятались звёзды. В какой-то момент движение полностью исчезло из действительности. Но жизнь где-то рядом. Она жадно дышит за спиной и порывается что-то сказать.

Сколько я ни оборачивался, в ушах стоял только вой ветра и шорох сухих листьев.

Осеннее утро не то, чтобы приветливее осенней ночи, но как-то добрее и мягче. Всё ж таки солнце. Пучки ласковых лучей пробивались между золотисто-розовых клочьев облаков и ровным слоем под острым углом покрывали целиком весь город с его пробками на оживлённых улицах и людьми-муравьями, шмыгавшими между автобусными остановками. Утро, особенно раннее, всё расставляет по своим местам. Людей праздных оставляет в тёплых постелях, выгоняя из домов детей, рабочих и какого-то чёрта пенсионеров.

Дверь кабинета оказалась распахнутой настежь, несмотря на двадцать минут, остававшихся до начала рабочего дня. Штиль. Раскладывал пасьянс «Паук». Причём расклад был, судя по всему, неважный.

Я первым подал руку.

– Доброе утро, – со вздохом ответил он на приветствие. Такого безысходно-тоскливого пожелания получать ещё не доводилось. Принимая во внимание вчерашний вечерний разговор, Василий Сергеевич олицетворял неудовлетворённого жизнью меня в будущем.

Но стоящий на моём столе монитор доказывал тезис: «Не всё так плохо!». «Сюжет» исчез – наверняка вчера забрал дежурный редактор. Что же, опять браться за папки? Никакого ощущения причастности к рабочему процессу! Отчётливые приближающиеся шаги по коридору.

– Ты уже здесь? – возник на пороге Бёнт. – Пошли ко мне.

Кабинет Михаила Сергеевича размерами не сильно отличался от прочих, но сидел он там один. К числу таких же привилегированных людей в конторе относились ещё редактор со своим замом по финансовым вопросам. Простым смертным приходилось ютиться от трёх до семи человек в одном помещении.

«Сюжет» лежал на полукруглом столе, занимающем центр кабинета. По-над левой стеной выстроились в ряд стулья. У окна, что напротив двери, —рабочее место дежурного редактора. Стены сплошь увешаны графиками и схемами.

– Смотри: всё это, по большому счёту, черновик – бумаги, не имеющие никакой юридической силы.

А следовательно, и практического значения – при общении с людьми, занимающими высокие должности, как правило, приходится искать подходящее толкование услышанного.