Она в ответ упирается ладонями мне в плечи и продолжает упорно стоять на коленях, рождая ворох самых непристойных фантазий, которые я обязательно воплощу…
Чуть позже.
Когда эта властная женщина вспомнит, что должна приказать мне ублажать ее.

— Твой первый? — поднимаю бровь. Неужели даже в юности это сокровище не соблазнил хоть кто-нибудь, понимающий, что нужно женщинам?
Арина морщит носик.
Не угадал.

— Мой первый — аспирант в моем институте.
— Почти препод. Это же фетиш почти всех девочек.
— Почти, но не совсем, — отмахивается она. — Он за мной красиво ухаживал, а мне было уже двадцать. Все остальные девчонки давно занимались сексом, я подумала, что и мне пора. Он казался таким надежным…
— Дай угадаю — оказался скучным?

Она только вздыхает.

— И тот, что слово «оргазм» произносил шепотом, конечно, оргазм не умел доставлять? — на всякий случай уточняю я.
— Ты запомнил! — удивляется она, и я отвоевываю еще немного близости. Арина уже почти лежит на мне, хотя все еще держится за мои плечи. — Не умел, ты прав…
— А дальше?

Она задумывается, ее взгляд блуждает где-то под потолком, пока мои ладони сползают ей по крутому склону ей на бедра.
Ее молчание затягивается, и я осторожно касаюсь кончиками пальцев ее живота, веду ими по гладкой и мягкой коже, напряженно всматриваясь в ее лицо, чтобы вовремя сманеврировать.

— На самом деле был один… — говорит она с таким грустным вздохом, что мне становится почти совестно, что я под шумок исполняю свои извращенные желания. Но очень уж меня манит ее животик, просто сил никаких нет.
— Да?.. — подбадриваю я.

Арина вдруг замечает, в какой позе оказалась, но вместо того, чтобы возмутиться — падает на покрывало, вытягивает руки наверх и задумчиво сплетает свои длинные пальцы.

— От его прикосновений мне хотелось плакать, — говорит она очень тихо, но я слышу в ее голосе преддверие слез. — Он обводил языком мое ухо, и я превращалась в сладкую лужицу. Его прикосновения заводили меня моментально.

Так не говорят о самом лучшем любовнике в своей жизни.
Очевидно.
Так говорят о том, кого все еще помнят и… любят?

— Он много пил, много врал, много изменял, — продолжает она, а ее вытянутые вверх руки танцуют медленный чувственный танец. — Кажется, даже воровал у меня деньги. Но я его так любила… Что он мог довести меня до оргазма одним взглядом и одним поцелуем в ухо.

Вопреки логике, жалость к ней — щекочущее ощущение где-то в груди — никак не мешает мне хотеть ее еще сильнее.
Мы лежим бедро к бедру и, кажется, мой член начинает усиленно расти вправо, как изогнутый ствол сосны. Лишь бы поближе к ней.
Переворачиваюсь набок, чтобы не портить себе экстерьер, кладу руку на центр живота Арины и чувствую, как внутри нее короткими судорогами рождаются тайные рыдания.
Бедная девочка.

— Но с тех пор, как мы расстались, никто больше не сумел завести меня так, как он. Как будто эта эрогенная зона была именная, только для него, а потом отключилась, — совсем неслышно говорит она и вдруг поворачивается ко мне. Наши губы оказываются так близко друг к другу, что я чувствую ее сладко-хмельное дыхание. Чуть-чуть коньяка, чуть-чуть шампанского и почему-то запах свежих сочных яблок.

Она обнимает меня за плечи и в упор смотрит прозрачными глазами.
А я чувствую, как циничный и беспринципный мой член обрадованно трется о ее живот, намекая, что пора разговоров как-то затянулась.

Подождет.
Мне хочется сейчас нежно коснуться ее губ — вот тут, в уголке.
Провести широкой открытой ладонью по ее спине и как бы между делом отстегнуть крючки бюстгальтера, слишком туго застегнутого — он мешает гладить ее между лопаток.