Строфы не то, чем кажутся Александр Речной

© Речной А., текст, фото, 2022

© «Геликон Плюс», оформление, 2022

* * *

Вместо эпиграфа

О, до чего беспомощны и жалки,

О, до чего бессмысленны слова!

Когда сирень цветёт или фиалка,


Когда парчой расстелется трава,

Когда закат пурпурно-алый

Начнёт чадрой всё небо покрывать,


Когда деревьев опахала

Могучий ветер бросит в дрожь,

Тогда всех слов мне будет мало.


Пусть куцым мыслям невтерпёж,

Пусть просятся на волю —

Итогом будет только ложь.


От тягостной юдоли —

Извечной нищеты

При длящемся раздолье —


Себя им не спасти.

И если нету

Для этой красоты,


Для жизни этой

Одежд других —

Я буду предан


В лице слуги

(Покорно),

Глухим, нагим


И скромным,

Всем вам,

Никчёмным


Словам.


Стансы. Душа

Душа,

В хрупкой мантии дыша

(А за нею только мгла),

Ищет всюду миража,

Где сберечься бы могла.


Душа,

Часто родственной ища —

Вместе крылья расправлять, —

Грустно жалует чижа,

Отпуская журавля.


Душа,

Бесконечна и сложна;

Средь неясности и зла,

Как по лезвию ножа,

Бродит в поисках тепла.


Душа,

Лихорадочно спеша

Через времени поля,

Забывает воплощать

Свои залежи угля.


Душа

Тем быть может хороша,

Как, сгорев уже дотла,

Оставляет здесь пожар,

Что в других она зажгла.


Человек, которого не было

Тысячи лет меня здесь не бывало,

Тысячи лет не видать этой тверди,

Но почему для принятия смерти

Этого так оглушительно мало?


Разве светить перестанут светила?

Разве земля пошатнётся от горя,

Что меня тотчас срубила под корень

Неумолимая скрытая сила?


Эти поля, и цветы, и деревья,

Эти моря, облака и снежинки,

Эти закаты, дожди, чудом сшитые…

Что же увижу взамен, умерев я?


Знаю, что в мире ни капли не значу,

Но этот ветер, свет, запахи вишен,

Птиц щебетанье… Неужто я лишний?

Разве когда-нибудь будет иначе?

* * *

Счастье бывает коварной отравой,

Часто вплетая кустарник в дубравы

Или же волны на судно катя,

Плывшее вольно отсюда – туда.


Счастье, чарующей властью пылая,

Застит всё будущье, застит былое;

Счастье для нас ни с того ни с сего

Жаждет лишь час, где довольны зимой,


Где замечать перестанем минуты,

Где вся печаль долгожданно минует

И, безмятежно отпрянув от тьмы,

Дикой надеждой отравимся мы.


Бешеной страсти – миражно-наивной —

Спешно всё счастье, как страж, подчинив нас,

После покинет, оставив средь птиц

Босо в пустыне усталым бродить.


Бог есть

Ты появилась из других материй,

Тебе с земли бы упорхнуть.

Быть может, где-то наверху

Уже вовсю скорбят из-за потери.


Ты в роли ангела, навеки падшего,

Тебе внизу сравниться не с кем,

Ты будто бы движеньем резким

Сошла с Сикстинской фрески Микеланджело.


Поистине прекраснее не знали,

И сколько б ни корпел создатель —

Он силы на тебе потратил,

И свой триумф он повторит едва ли.


Одни твои глаза, как лев, съедали

Своим алмазным блеском каждого,

И сердце большего не жаждало,

Чем бесконечно длящихся свиданий.


Ты голову вскружила, точно обморок,

И всё неважным стало сразу:

Есть только ты – на весь мой разум,

Твои черты, всё, из чего ты собрана.


Ты вдруг явилась и преобразила,

Как солнце – тусклые сады,

Определенье красоты,

Став у природы самой грозной силой.


И слово «мир» утратило значенье:

Теперь он полностью в тебе,

Подобно паре лебедей,

Красив и нежен.

А другой —

Зачем мне?


Где ты объявишься – всё тут же меркло

Под тенью твоего величия.

Иным не суждено достичь его…

По паре каждой твари,

Ангелу —

Зеркало.


Колыбельная ото сна

Мотылёк, мотылёк,

Так порхаешь беззаботно,

Где душе угодно.

Расскажи мне, мотылёк,

Расскажи мне, странник,

На какой цветочек пряный

Отдышаться ты прилёг.


Мотылёк, мотылёк,

Расскажи мне на ночь сказку

Про свою окраску.

Расскажи, как хорошо

Пролетать над полем,

Как в безбрежной тихой воле

Лучезарный день прошёл.


Мотылёк, мотылёк,

Мне бы тоже эти крылья,

Чтоб, как ты, парил я…

Может, я покой найду,

Может, солнце светит

По-другому, может, ветер

Оставляет вкус во рту.

* * *

Неописуемым видением глаза твои

Всё от меня не отступают ни на шаг;

И поедающими, ревностными клятвами

Вся переполнена душа,

И размышленья и мечтанья миллиардами

В ней беспорядочно кружат.


Непримечательные, тусклые и вялые,

Бесповоротно исчезающие дни —

Ни благосклонными авгурами, ни фавнами

С их предсказаньями планид,

Ни развлеченьями, пустыми и забавными,

Но лишь тобою спасены.


Как параллельная вселенная глаза твои,

И даже город изумрудный без очков

Ты непременно разглядела бы как явное.

Ты от душевных сорняков

Освободила исцеляющею жатвою

И освятила мой альков.


Ты поделила существующее надвое:

Что до тебя происходило и теперь,

И, наподобие сознанья Цинциннатова,

Я не почувствовал потерь;

Я ускользнул от рядового и понятного

Сквозь зачарованную дверь.


И всё минувшее и будущее пятнами,

И мысли немощно сквозят,

И все тревоги и волнения – уж спят они,

Пока дороги не виднеется назад,

Пока внутри меня незыблемо упрятаны

Твои волшебные глаза.

* * *

Какая же радость,

Какая же мука —

Задумчивым взглядом,

Не слыша ни звука,

Всю звёздную даль

С земли наблюдать.


Бездонное небо,

Кометы как гравий,

Сияющий невод

Раскинут без края,

Жемчужины звёзд —

За тысячи вёрст.


Загадочен блеск ваш,

Внушительна сила,

О, звёзд королевства,

Немые светила.

Ваш холод и жар —

Трепещет душа.


Мы здесь копошимся,

Как мелкие черви;

Вы боги всей жизни,

Но только зачем вы,

Как сонмище глаз,

Глядите на нас?


Удовлетворенье

И хохот, наверно, —

Из вечности зреть на

Людские мгновенья,

На суетный бег,

На мелочность бед.


Сияйте с зенита,

Как жалкую паству,

Величьем дразните…

Но только не даст ведь

Рассвета туман

Лишиться ума.


Он, будто лекарство,

Отсеет дурное

И ваше коварство

Бесследно укроет,

Как чёрной дырой,

Сплошной синевой.

* * *

В скромно разбитом церковном саду

Розы без позы вальяжно цветут;

Девушка рядом, как розы, нарядна,

Искренне рада у всех на виду

Прятать бутоны в цветущей ограде.


Синяя ясность в прелестных глазах,

Где распустился ещё один сад;

Милым и робким, по-ангельски добрым,

Локонов кромки отбросив назад,

Личиком розовым в стороны смотрит.


Я же украдкою жадно смотрю

Стройную магию матовых рук,

Ей очарован и полностью скован,

Словно готовый к её алтарю

Сердце доставить по первому зову


Или же клирос под ропоты ряс

В храме каком-нибудь нагло украсть,

Чтобы все требы и каждый молебен

Петь ей хвалебно по нескольку раз,

Будто младенцу святого вертепа…


Но замечтавшись на месте одном,

Я увидал, как за дверью входной,

Словно на крыльях по паперти ринув,

Девушка скрылась… И я заодно

К дому пошёл через площадь и рынок.


Жёлтою ризой оделась заря,

День-фимиам не спеша догорал.

Вместо иконы я нёс её образ

В мыслях-киоте, и там же хворал

Мой атеист, покалеченный в рёбра.

* * *

Когда от сна всепоглощающего

Ты вдруг, совсем не ощущая его,

Очнулся утром улыбающимся;

Когда в окне погода солнечная

Тревоги стёрла, словно горничная,

И день, по-новому рождающийся,

Как целой жизни составляющая,

Слегка подслащивая горечь её,

От мирозданья беспризорничает —


Тогда – в мгновения безоблачные

Совсем не страшно кануть обморочно:

Весь день горит шарами ёлочными,

И хорошо, что сну не предан ещё,

Что тьма прошла – и буйство света уже,

И мысли все – как будто собранные,

И безмятежны, и не злобны они…

Но всё же знает разум сведущий,

Что это лишь до ночи следующей.


М.М.М.

Красота – один из видов гения, она ещё выше гения, ибо не требует понимания.

Оскар Уайльд

Есть в гениальной красоте,

Что надрывается, крича,

Неуловимая, как тень,

Глубокоскрытая печаль.


Невероятно сознавать,

Что не способны описать

Все приземлённые слова

Твой возвышающийся взгляд…


Но одиноко наверху

Великолепнейшей из птиц,

Ей в стратосферу б упорхнуть,

Чтоб среди равных погостить,


Чтоб отдохнуть от суеты

В простых объятьях тишины,

Где сокровенные мечты

Их воплощеньем смущены.


О, этот танец мотылька

У неприкрытого огня:

Как чародей, он будет лгать,

Чтоб в одночасье всё отнять.


И как понять, как разглядеть

В душеслепящей темноте,

Среди отравленных сердец

Высвобождающих надежд?


Лишь только внешняя краса

Способна трепетом терзать

Маниакальные глаза,

Которым нечего сказать;


И не сыскать нигде покой,

Пока их яростный огонь

Следит завистливой толпой

За нежной, бархатной рукой.


Чёрным по белому

Мы часто в спешке жертвуем сердца

Коварной Афродите,

Как пешки и фигуры на живца

При ферзевом гамбите.


На старте рвёмся в эндшпиль поскорей,

Не выучив дебюта,

Но с чувствами за партией сгорел

Бы даже и компьютер.


Здесь может стать последним каждый ход,

И без толку подсказки,

Пусть даже скажут ту в свой лучший год

Пол Морфи или Ласкер.


Никто не побеждал, и даже пат

Не получил в награду,

Хотя, конечно, ждал и был бы рад

Примкнуть к такому ряду.


Всё потому что каждый ход клише:

Е5, и фианкетто,

И даже неуверенность в душе —

Им всё знакомо это;


Они всё это знают назубок,

В отличие от правил,

И потому из рая гневный бог

На землю их отправил.


Им ход – твоя защита в неглиже,

Второй – не счесть всех трещин;

Ты ставишь шах, а твой король – уже

Пленён фигурой речи.


И каждый новый бой – всё больше боль,

Ведь трудно, в то не веря,

Играть с самим собой, с своей судьбой,

Особенно на время.

* * *

Живут они, как бабочки, —

Мгновение одно;

Летят, как перья с наволочки,

Забыв свой край родной.


Летят они, беспечные,

Как в мае лёгкий пух;

Летят они в безвечности:

Им не знаком испуг.


Пестрят они узорами

И радостью пестрят,

И ни под чьими взорами

Не робнет их наряд.


Живут они, как бабочки,

И умирают зря,

Едва на небе ямочки

Расставила заря.


Только ты скромна

Ты скромна, хотя могла бы

Оттенять сияньем Альпы,

Пиренеи и Карпаты,

Кордильеры или Анды,

Гималаи, Аппалачи —

Ты могла бы опалять их.

Словно вольный страстный ландыш

В тёмном боре расцвела ты.