– Приближаются! – сообщил Обручев стоящим сзади драгунам. – Когда под выстрелы егерей себя подставят, можем ударить! …Что ж не сигналят?

Ох, мечты, мечты мальчишечьи! Чешутся у них руки без драки. Конных турок намного больше, двумя эскадронами не одолеть. Пехота, конечно, будет помогать, но всё равно исход боя сомнителен. Через цепь стрелков передали приказ: «Патаниоти и Целищева к Бегичеву!» Таня оглянулась, спустилась с горки к эскадронам. Как они проедут? Сквозь лес неудобно, по равнине – значит, подставить себя под неприятельские выстрелы. Целищев на опушке, ждёт грека. Оказывается, Бегичев-то уже на равнине, гарцует в виду турок! Те наставили ружья, но выжидают, не могут понять, что сие за дерзкая выходка. Может, надеются, что русский сдаться в плен пожелал?

– Зачем? – офицеры переглянулись. – Неужели переговоры?

Кало крикнул греку:

– Быстрей! – и поскакал к командиру, а товарищ медлит.

Таня подъехала к Патаниоти: он напряжён, сжал губы, не решается выезжать на открытое пространство. Положила руку на холку его коня, сказала:

– Александр, давай вместе.

Скакун Патаниоти послушался Таню, а не своего седока, и они поскакали рядом, вдогон Целищеву.

– Держитесь спокойней, они сами нас боятся, – сказала ему, и Патаниоти улыбнулся побелевшими губами, приосанился. Да, показывать свою робость он точно не желал. Нагнали Бегичева и шагом двинулись к туркам. Те с недоумением и весёлыми громкими возгласами столь же неторопливо едут навстречу. Вот Бегичев остановился – так, чтоб остаться хотя б под призрачной защитой стрелковой цепи, – поднял руку и сказал Патаниоти:

– Переведи, что я хочу поговорить с командиром.

Надменный начальник в грязно-зелёной чалме – широкоплечий, с крупным горбатым носом, нависающим над чёрными с проседью усами и щетинистым подбородком –взирает на русских с тревогой, яростью, но и с недоумением, в его правой руке сверкает позолотой красивый пистолет. Вопрошает кичливо:

– Что, русский, желаешь сдаться?

– Нет. Уважаемый, прошу не двигаться дальше. Предупреждаю, что на вас вот оттуда, – и Бегичев кивнул в сторону холма, – нацелено очень-очень много ружей.

– Считаешь нас трусами? – взъярился тот.

Его ярость была некстати, и Бегичев улыбнулся, чуть склонив голову, сам по-турецки ответил:

– Уважаемый! Я не сомневаюсь в вашей храбрости. Но ведь и русские – храбрые солдаты.

Бегичев понимал турецкий язык, но не в совершенстве, он попросил Патаниоти говорить как можно предупредительней, чтобы не унижать противника. Таня напряглась, уставилась на важничающего турка, внушая ему спокойствие, доброжелательность. Тот подбоченился, откинувшись в седле, посмотрел в сторону холма – егерей за деревьями не видно, но истоптанный, исхоженный конниками и пехотой снег свидетельствует, что русских здесь немало. А из-за холма то один, то другой нетерпеливый драгун высовывается, и их невозможно не заметить. Турок, усмехнувшись горделиво, спросил:

– Что ты хочешь?

– Предлагаю разъехаться с миром. Обещаю, что мы не сделаем по вашему каравану ни единого выстрела.

Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу