Меретте плевалась ядом. Её привычная улыбка превратилась в уродливую щель, из которой упругой плёткой вылетали слова, разрезая пространство вокруг. Меретте выхватила книгу и бросила в огонь. Тревор в ужасе переводил взгляд с матери на пылающие страницы. Как долго она держала в заточении свою сущность? В дверь забарабанили. На пороге стояла Кона, на руках – безжизненное тело Коля. Слезы высохли, оставив на щеках солёные следы.

– Еда в миске была отравлена. Кто-то был в моем доме, – она смотрела на Меретте, хоть и обращалась к Тревору. Мужчина взял пса, приложил ухо к шерсти.

– Он жив, я отнесу его к ветеринару!

– Ты смотри, – изумилась Меретте, когда Тревор ушёл, – ни веревка его не берет, ни волчья ягода!

– Зачем вы это делаете? – Кона подошла вплотную.

Меретте поняла, что разыгрывает свою последнюю партию.

– Потому что я терпеть не могу весь ваш род, – чеканя каждое слово, произнесла она, – Тебе для Самайна нужна была чёрная собака. И я их всех истребила. Но этот гадёныш сбежал. Тогда я побила банки и книгу украла. Пирог мой ты выбросила, но псу я новое угощение припасла, – она зашлась в хохоте.

Внезапно люстры начали раскачиваться, лампы замигали и погасли. Из камина что-то выпрыгнуло. Кона поманила пальцем – и один за другим из огня посыпались пламенеющие угли, разлетаясь по дому. Меретте в ужасе попыталась увернуться, но оказалось, что дом охвачен огнём. И среди дыма сверкали глаза цвета стали.

Эпилог

Дверь калитки открылась. Во двор вбежал пёс, размахивая хвостом. Он привычно облаял старушку, сидевшую в кресле-качалке под размашистым клёном, и скрылся за домом.

– Привет, Мам, – следом вошёл Тревор, – греешься? – он повернулся к яркому летнему солнцу. – Я рыбы принёс, – в ведре колыхались рыбьи хвосты.

Женщина не повернула головы в его сторону, и тогда Тревор поднялся в дом. Клетчатый плед, которым были укрыты ее ноги сполз к земле, обнажив безобразные шрамы от недавних ожогов. Это страшно рассердило женщину. Она зло скривила рот, но оттуда не вырвалось ни звука. Худое лицо только раскраснелось, а по щекам полились слезы. Коль подбежал к ней, сел напротив и стал лаять.

«Смеётся надо мной, паршивец», – подумала женщина.

«Зовет на помощь», – встрепенулась Кона.

Минули зима и весна с той страшной ночи, когда Кона громом рокотала и обрушивала проклятия. Тогда она ощутила в себе мощную силу. Это пугало и завораживало одновременно. Ей стоило только подумать, как мысль молниеносно превращалась в действие.

И вот уже с каминной полки летят вазы, разбиваясь вдребезги на миллионы осколков. Ставни снаружи размашисто стучат по стенам дома. Угли продолжают выпрыгивать из огня, словно спелые ягоды, оставляя чёрные следы, прожигая пол. Глаза Коны сияли холодным светом, отражая страх, которым была охвачена Меретте. Калех поднимала бурю одним движением рук: вокруг все кружилось и грохотало.

Ее вздорная бабушка Ханна прокляла единокровную сестру и поплатилась жизнью, нарушив свой обет. Погром в тайной комнате, утраченные элексиры. Удастся ли восстановить запасы, которые бережно собирались веками? А книга? Коль, перенесший с ней тяготы колдовской ночи, уставший и голодный, набросился на миску с едой, и был отравлен. Камни в спину, и камни в сердце – всё порождение этой несчастной, злобной женщины. Она много лет методично отравляла память и уважение к роду Друидов, к истории Лаи. Чего ещё она заслуживает, как не смерти?

Кона рассвирепела от собственных мыслей, раззадорила себя, накрутила. Она подняла вокруг Меретте облако дыма, рыхлое как воздух, плотное, как смерч. Но вдруг она уловила странную вибрацию в теле. Кона почувствовала, что они не одни. Сквозь дым ей удалось разглядеть очертания того, кто сидел на шкафу. Почти бирюзового цвета кожа, плавные линии мускулистого тела. Кажется, из одежды на нем была лишь набедренная повязка, а сзади колыхался то ли плащ, то ли крылья. Узкие щели серебристых глаз, копна чёрных волос и ветвистые рога – это был Кихул, демонический прародитель Коны.