Очнулся Никанорыч на улице. Занималось утро. Слышалось весёлое пение птиц. Они щебетали так, что лежавший в каком-то неухоженном газоне Лёва поморщился, как от чего-то назойливого, и повернулся на другой бок… Но время всегда побеждает, и наш герой был сражён этим временем, раскрыв глаза и тяжко охнув… Он привстал и медленно осмотрелся. Увидев свою шапку, что валялась рядом, Лёва тут же нахлобучил её на голову. Затем он окончательно встал на ноги и вперил свой туманный взгляд в какую-то покосившуюся невысокую ограду, что выстроилась рядом с газоном, в котором он только что валялся… Лёва издал сдавленный стон.

И он прохрипел:

– Что за хрень? Ё-моё…

Страшно озираясь, Никанорыч постигал место своего пребывания, пытаясь припомнить, что же было накануне, и как он сюда влетел, в это непуганое захолустье с кривым забором и пением беззаботных птах… Стоявший рядом двухэтажный дом навеивал странные и страшные мысли: «А где это я? И что это за хата? А вдруг это…»

Тут он хлопнул себя по карманам и суматошно сунул руку сперва в один карман, затем в другой… И он горько и яростно выдохнул, продлевая свои жуткие догадки:

– Деньги! Блин… Где бабки? Неужели… Эх… Дубина я, мот безмозглый! Обворовали… Где ж был-то я? Что с памятью? Как же теперь? Куда? К кому? Нет, надо напрячься. Фёдора помню, как пили с ним помню… Аэропорт… Ресторан… А дальше – провал… Что же это, а?

Вспомнил-таки хоть что-то! И то дело. Чуть не плача, Никанорыч вышел с территории газона с кривой оградой и направился куда глаза глядят. А глаза его глядели в никуда, точнее говоря, они пытались угадать, в какой стороне найдётся хоть что-то радующее и обнадёживающее… Тут Никанорыч начал вспоминать всю свою жизнь с её шиком и откатом, с вылетами и падениями. Да, было, что вспомнить… Ведь писал же картины! Нет же, надо было бросить всё это, заняться дурацким бизнесом, этим кидаловом с надувными понтами. Нет, не так всё. А в хакеры на кой хрен полез? Как будто без него не обошлись бы эти сетевики. Нет же, надо было опять на бабло разогреться… Вот и разогрелся, – сдуру не в тот хостинг залез. Вот страху-то натерпелся… Пришлось следы заметать, скрываться от всех… Да, всё не так. Где ж оно, бытие радостное? И почему это радостное всё так завуалировано, сокрыто от человека? Погудел в кабаке – и на улице оказался никому не нужный, да ещё обчищенный… Вот же блин, дела какие в нашем царстве загадочном…

Никанорыч отвлёкся от своих размышлений, бросавших его в болезненный жар, поскольку глаза его вдруг остановились на том, что могло оказаться спасительным в данной неадекватной ситуации. И Лёва застыл на месте. Прямо перед ним в груде какого-то утильного хлама валялась видная книга… Никанорыч плавно приблизился к ней и взял её в руки. Он про себя прочёл название на обложке:

«Н. В. Гоголь. Мёртвые души…»

Вот оно! Неспроста всё это… Ой, неспроста… Мёртвые души просто так не валяются. Каков смысл! И ведь он, Лев Никанорович Башковитов теперь тоже является одним из тех, кто постиг эту леденящую изнанку действительности, затуманенную сладким дымом Отечества…

Тут он вдруг вспомнил ещё кое-что, отчего взгляд его прояснился до слёз, и он мысленно вымолвил:

«А ведь началось-то всё тоже с книги, – „Капитал“! И здесь книга… Неспроста всё это. Значит, помнят меня ещё там, где всё в радости. Значит, не забыт ещё я, не пропал до конца…»

Внезапный визг протекторов заставил Никанорыча вздрогнуть и спрятать книгу за пазуху, – проезжавший мимо легковой автомобиль не вписался в поворот, отчего въехал на обочину и тут же вырулил обратно на трассу с непонятным покрытием. Лёва проводил взглядом спятившую легковуху и подумал: