Я никогда не сказала бы Брюне таких обидных слов, но сейчас у меня вся душа дрожала – от разговора с герцогом, от страха за его дочь, от моих собственных воспоминаний.
- Ты только что пережила такие ужасы, а только и говоришь, как бы тебе позабавиться с… с кем-нибудь! – я с трудом поднялась со скамейки. – Надо благодарить небеса, что все обошлось. Неужели ты не представляешь, что бы произошло, если бы они сделали то, что хотели?
Брюна положила на столик гребень, встала, а потом обернулась ко мне, гневно раздувая ноздри.
- Животное?! – прошипела она, наступая на меня. – Ты с кем говоришь, забыла? Не смей равнять меня с собой! Строишь из себя чистоплюйку и недотрогу! Ты только и могла пищать, когда мой отец забрал тебя. И не надо врать, что ты – дочь его какого-то там друга. Все знают, что он взял тебя, чтобы ты стала женой Эллару или Логану. Он тебя украл, а ты только утерлась. Если бы меня украли – я бы перегрызла горло тюремщикам, я бы сбежала, я бы в окно выпрыгнула! Я бы боролась до последнего, а ты… только и смогла, что размазаться и принять все со смирением, - она, паясничая, сложила ладони и закатила глаза, изображая молитвенный экстаз. – Я живу так, как хочу. И буду жить, как посчитаю нужным. И никто не посмеет меня упрекнуть – ни отец, ни ты, жалкая, плаксивая слабачка!
Мне показалось, что она готова впиться в горло мне – столько ненависти было в ее взгляде. А книга пророчеств, словно в насмешку, вдруг открылась и показала мне величественную картину – ночное море, тысячи звезд отражаются в черных волнах, на которых качается корабль с поднятыми парусами. Одна звезда сияет особенно ярко – голубоватая, мерцающая. Она зовет, манит своим светом, и я поняла – корабль держит курс на эту звезду. И ничего не страшно в ночи, над бездной, если есть ориентир – яркая звезда, которая ведет за собой…
- У тебя нет путеводной звезды, - сказала я невпопад.
- Что? – Брюна воинственно выставила подбородок.
И тут я очнулась.
- Прости, не хотела тебя обижать, - я и в самом деле жалела о необдуманных словах. – Прости от всего сердца, Брюна. Конечно, никто не смеет тебя упрекать.
- Так-то лучше, - дочь дракона сердито фыркнула и вернулась к зеркалу. – Будешь еще обзываться – я тебя поколочу, так и знай.
- Никто не должен тебя упрекать, - сказала я. – Но твой отец обязан указать тебе путь. А ты должна прислушаться.
- Поколочу, - напомнила Брюна и опять занялась своими кудрями.
Она успела привести себя в порядок до того, как вернулся ее отец.
Платье она надела новое, тоже синего оттенка, и я готова была поклясться, что герцог не заметил подмены.
- Где ты была? – спросил он хмуро.
- Да где я могла быть? – Брюна закатила глаза. – Веселилась, ела вдосталь. Кстати, там такие вкусные бриошики с гусиной печенью! Отец, мы непременно должны разузнать рецепт, чтобы наш повар в Намюре их готовил.
По взгляду дракона я догадалась, что он очень надеется, что Брюна в Намюр не вернется, но Брюна поняла его по-своему.
- Только не вздумай запереть меня на время праздника! – тут же ощетинилась она. – Я из окна выпрыгну, но пойду!
- Ноги не переломаешь? – поинтересовался ее отец.
Я сидела на краешке кресла, сложив руки на коленях, и слушала их перепалку. Брюна начала раздражаться, герцог оставался невозмутимым. Я решила не рассказывать ничего о нападении на Брюну. Не то чтобы я боялась, что она и в самом деле меня поколотит, но заглянув в ее будущее, я увидела смеющееся лицо взрослой женщины, очень похожей на Брюну. Смех был счастливым, заливистым, очень… искренним. Вряд ли что-то плохое случится с дочерью дракона, если спустя много лет она будет так весело смеяться.