Потому что автору важно одно: чтобы читатель его понял и чтобы он, читатель, не спотыкался на несуразицах. Вот и я, словно услышав эти авторские пожелания, позаботился, чтобы нынешний читатель не слишком-то спотыкался.
Призову в поддержку совсем уж неожиданного для этого сборника человека – американского поэта Эдварда Эстлина Каммингса (он любил писать свои инициалы и фамилию строчными буквами, вот так: э.э. каммингс). Ох как намучался э.э. каммингс с редакторами и корректорами – ведь у него была собственная пунктуация, порой нарушающая все мыслимые грамматические нормы. В «Предисловии» к сборнику «Избранные стихотворения» 1938 года э.э. каммингс наконец-то обратился к читателю. И объяснил, что главная его забота – именно читатель, ему важно, чтобы читатель его понял, а если пунктуация кого-то смутит, пусть задумается: возможно, тем самым автор задает ему, читателю, вопрос. И сам автор – тоже отвечает на вопросы читателей, в том виде, в котором он их, эти вопросы, понимает или воображает. И в конце «Предисловия» – замечательные слова: «Всегда прекрасен ответ, который задает еще более прекрасный вопрос».
Мне тоже хотелось бы, чтобы эта книга послужила сборником ответов (даже грамматических), которые зададут читателям прекрасные вопросы.
Следует сказать и о тире. Их в этой книге очень много. Порой тире встречаются и внутри прямой речи, и внутри речи авторской – там, где по всем «грамматическим нормам» их не должно быть. Опять-таки предвижу ярость корректоров, которые набросятся на эти тире и примутся их искоренять. Очень вас прошу, уважаемые корректоры, не делайте этого! Для большинства писателей XIX века (равно как для многих писателей XX и XXI столетий, а если заглянуть в далекое прошлое, то к нам присоединятся авторы восемнадцатого, семнадцатого и даже шестнадцатого веков) тире – знак не грамматический, а интонационный. Этим тире автор приглашает читателя сделать небольшую паузу – немножко глотнуть воздуху, или чуть-чуть выдохнуть, или просто вздохнуть, – никаким иным целям такое тире не служит. Паузу можно сделать с помощью абзаца, даже с помощью интервала между абзацами, а можно привлечь для той же цели тире. Вот авторы, собранные в этом сборнике, и привлекали. Никакого моего произвола здесь нет, – я лишь оставил тире там, где их поместили авторы.
И последнее – об ударениях. В этой книге очень много ударений: то и дело встречаются и. Это сделано сознательно: авторы таким образом подчеркивали смысловые и интонационные акценты, и все авторские ударения сохранены. Здесь тоже нет никакого произвола с моей стороны.
Всё, заплатки закончились. Все прорехи залатаны, дальше – собственно таинственная проза.
Желаю всем держащим в руках эту книгу приятного и интересного чтения!
Да, вот еще что! Если будет на то воля «таинственной прозы» (а она особа капризная, прихотливая и своенравная), то, возможно, появится еще одна книга, которая будет называться «Русская таинственная проза второй половины XIX века».
Виталий Бабенко
«– Мой доклад сочинен на бумаге, – отвечал нечистый дух журналистики. – Как вашей мрачности угодно его слушать: романтически или классически?.. То есть снизу вверх или сверху вниз?
– Слушаю снизу вверх, – сказал Сатана.
– Я люблю романтизм: там все темно
и страшно и всякое третье слово бывает непременно мрак или мрачный – это по моей части».
Осип Сенковский.
Большой выход у Сатаны
«И теперь, когда я вздумаю о подобной кончине, то на мне проступает холодный пот и мертвеют ногти…»
Александр Бестужев-Марлинский.
Кровь за кровь
«Отец Маруси был казак зажиточный, а мать ее добрая хозяйка, так они и жили хорошо; а как дочь была у них одним-одна, то они в ней души не слышали…»