Я молю Иисуса, чтобы иностранцы в Англии больше не наносили вреда нашей стране. Если я смогу сослужить службу Англии, а особенно моему суверену, Королю, а также Вам, то, как и любой другой человек, сделаю все, что будет в моих силах (хотя подобные деяния, возможно, и будут связаны с рисками и опасностью для жизни). Мое сердце принадлежит Вам…, и я никогда не смогу в полной мере отблагодарить Вас: ибо когда я был в непосильном рабстве (thraldom), как телесном, так и духовном, Вы проявили благородство, освободив меня и очистив мою совесть. Я также благодарен Вам за великую доброту, с которой Вы приняли меня в Бишопе Уолтэме и разрешили появляться у Вас один раз в каждые четыре месяца.

Как только я окажусь дома, я решусь вновь приехать к Вам, чтобы полностью подчиниться Вашей милости и выполнять все, что Вы пожелаете. Ибо из-за моего неразумения я, возможно, написал в этом письме нечто, что Вас не удовлетворит; но – и Господь мне судья – я был искренен во всем, что касалось моего суверена Короля и Вас. Когда я содержался в рабстве в Чартерхаусе и ничего не знал о благородных поступках Короля, и когда равным образом мне ничего не было известно о Вас, то поступал так, как и другие насельники монастыря, сводя дурными словами все доброе к ничтожности. Но оказавшись на пути к свободе, я ясно осознал невежество и слепоту своих и их деяний: ибо я никогда не знал что-либо, отличное от того, что они мне внушили, и они вынудили меня обратиться с полном надежд письмом к приору лондонского Дома, когда, в ожидании казни, он содержался в Тауэре. За все это я умоляю Вашу милость извинить меня; ибо, видит Господь…, я был рад обратиться к Вам по их просьбе, но не писал ничего, что, как полагаю, было бы направлено ни против моего Князя (Prince), ни против Вас, ни против каких-то других людей. Я молю Бога, чтобы Вы согласились содействовать назначению хорошего приора в Чартерхаус; ибо, поистине, там есть упрямые и своевольные молодые люди, которые немало делают для удовлетворения своего тщеславия, и ничуть не изменяясь, ведут себя как дети, и поэтому доброму приору должно относиться к ним как к детям. У меня есть новости, которые я собираюсь сообщить Вам, но предпочитаю [в этом письме] быть кратким, поскольку я устал от пребывания в скудных странах, чему свидетель Иисус Христос, да поддержит Он Вас вечно в здравии и благородных поступках.

Из Лита[39], в миле от Эдинбурга, в первый день апреля, написано бедным школяром и Вашим слугой.

Эндрю Борд, священник».

Заметьте, что Борд действует как профессиональный агент – в «личине» студента и под выдуманной фамилией. Серьезно относясь к своей работе, он не кривил душой и был искренен в донесениях, даже если они не совсем совпадали с мнением и политикой его патрона. Что же касается неприязненного отношения к шотландцам, то мы еще вернемся к этому вопросу, когда речь пойдет о его книге «Введение в Знание».

Прошел год, и Борд переезжает из Шотландии в Англию, где поселяется в небольшом йоркширском городке Куколд; здесь он оказывает медицинскую помощь сыну местного богатого мясника, а затем отправляется в Кембридже. Отсюда 13 августа 1537 Борд вновь пишет Кромвелю:

«Почтительно приветствую Вас с любовью и благоволением, и желаю Вашему лордству оставаться моим добрым повелителем, каким Вы всегда были. Пусть Господь будет мне судьей, но если бы я знал, что необходимо сделать нечто, что было бы в высшей степени желательным для Вас, то сделал бы это. Ибо нет живого существа, которое бы я любил больше и к которому относился столь же почтительно, как к Вам. У меня нет в этом мире другого такого прибежища, чем то, которое я нахожу у Вас. Когда я вернулся в Лондон из Шотландии, и Вам было угодно призвать меня, я, как и Вы, намеревался приехать из Винчестера верхом, но у меня украли две лошади; я могу назвать людей, которые купили их, но не могу вернуть своих лошадей, хотя при покупке эти люди не заплатили пошлину и приобрели их не на рынке, а тайно. Кроме того, некие люди в Лондоне должны мне вернуть деньги и имущество стоимостью пятьдесят восемь фунтов, переданное моими друзьями. Я просил их отдать долг, но они обозвали меня «отступником и полнейшим ничтожеством» и заявили, что не оставят меня в покое и за моей спиной будут позорить меня из-за поступков, которые я, якобы, совершил двадцать лет назад. Но истинно говорю: они не смогут доказать свои обвинения, ибо я никогда не совершал греховных поступков: моя вина состоит лишь в том, что я был хорошо знаком с женщиной; другие проступки не имеют ко мне отношения. Я умоляю Вас быть моим добрым Господином, и обещаю больше никогда не жаловаться на этих людей. Я благодарю Иисуса Христа за то, что в состоянии жить, хотя ранее у меня не было ни на пенс уверенности в этом. Я не могу не сожалеть, что они забрали мое добро…, однако, если бы любой из Ваших слуг захотел заполучить его, я бы отдал ему свое [имущество]. Я сделаю все, что бы Вы не пожелали и что будет полезно Вам; я хотел бы избавить Вас от моей грубой писанины, но, видит Бог, я не мог не написать о Вашей доброте. Да хранит всегда Вас в добром здравии и почете.