– Тарзана, я думаю :-) А ты кого бы хотел? Ивана Царевича?

– Человека!

Отец махнул рукой. И купил мне огромную коробку детской посуды. Раз такое дело, то пусть тогда дочь учится готовить. Обезьяны, должно быть, едят больше людей.

На верхней полке серванта стоял проигрыватель для пластинок. Рядом с ним всегда сидел резиновый яркий с круглым брюшком клоун. Когда я впервые (не помню, во сколько лет, но очень мелкая) спросила кто это, мне мама ответила: «Олег Попов». И все. Это был Олег Попов. Для меня. В моем новом мире, где я сама еще была новенькой и только знакомилась со всем, что меня окружало.

Других клоунов я не знала. Поэтому у всех, коих я видела потом в цирке или в детском театре, всегда было одно имя – Олег Попов. Это так сложилось. Как архетип. Как, если красивая американская актриса, то, разумеется, Мэрилин Монро.

Если режиссер, то Феллини. Если писатель – Толстой. Поэт – Пушкин. Возможно, у каждого свое. Да наверняка так и есть.

А для меня все клоуны мира – «Олег Попов».

И так будет всегда!

У бабушки Юли была большая спина, а у меня – маленькая мочалка. Я сама вызвалась помыть ее так, как она меня обычно. Только не совсем получалось. Пар от печки сбивал с ног. Воздуха отчаянно не хватало. В низенькой деревенской баньке было темно и тесно.

Еще чуть-чуть и я сдалась. Легла на лавку и горько заплакала. Так от души, что слезы слетали с лица, как брызги весеннего дождя с карниза. Бабушка встала с низенькой скамейки, взяла меня на руки и вышла наружу. Закутала в полотенце. Вытерла глазки. Громко чмокнула в обе щечки по очереди.

Пришла мама. Забрала свой «трофей» и понесла через огородные грядки с картошкой в дом. Голые ноги мои задевали листы, на которых сидели, насмехаясь и пучась, колорадские жуки.

Тут опять накрыла жалость к себе и что-то еще такое, отчего я заголосила на всю деревню как потерявшийся жеребенок.

Дед слез с печки. Прищурил глаз. И строго спросил у дочери:

– Вы пошто ребенка обидели? Чего он у вас свистком от поезда внезапно сделался? Отдайте его мне на утешение. Иди-иди сюда, внученька. Смотри, что у меня есть…

В одетом виде, в носочках попала я к деду под бок. Он любил меня особенно. Баловал. Запрещал родителям наказывать и насиловать кашей. Они очень удивлялись такому непредсказуемому поведению деда. Ведь все шестеро его собственных детей по малолетству ходили при нем по одной половице. Никто перечить не смел. Старшие до седых волос дожили, а к отцу снизу вверх обращались. А тут «плюгавка» какая-то – с курицу ростом, а вертит им как хотит.

Я таких подробностей еще не знала, поэтому настроения своего в тот день не скрывала. Что там на небе делалось? Но «горе» настигало меня волнами и смывалось только слезами. Потом легчало на душе немного. Однако «пена» эмоций вновь поднималась и требовала пространства для выражения.

Дед три войны прошел. Он не привык поддаваться страстям и потакать женским странностям. С «горем» моим справился в два счета. Насыпал кружку пшена и отправил курей кормить. Потом задание было кошке молока налить. Крыльцо подмести. Клевер на лужайке нарвать. Корову с бабушкой встретить. А под вечер ему и куклам сказку рассказать.

Уморенная делами и заботами потеряла я «горе» незнамо где и когда. И, захваченная в плен счастьем, уснула прямо на лавке, придавив кошке лапы и хвост. Она не дергалась. Сидела и ждала когда придет мой отец и отнесет свое чадо в кровать. Потому как опытная была. Троих котят в люди отдала. Но такого крикливого детеныша еще ни разу не встречала.

В старину перед ребенком клали четыре предмета: книгу, оружие, деньги и инструмент. Считалось, что к чему потянется пухлая ручонка, тем человек и будет заниматься всю оставшуюся жизнь.