Он пообещал. Пообещал говорить только правду.

А слово своё привык держать.

– Если бы он был жив, его бы там не оставили.

Курить Рощин любил всегда. Любил ощущать приятное покалывание от каждой затяжки, любил горечь на языке и сизые клубы терпкого дыма. Курил давно, около десяти лет, и без пачки в кармане себя уже не представлял. Вполне возможно, что именно привычка, в народе считавшаяся пагубной, дала ему путёвку в жизнь. Если бы не дешёвые сигаретки, покупавшиеся в школьные годы, не было бы у него сейчас такого голоса: чуть надломленного и с небольшой хрипотцой. Главное, не переборщить и не заговорить в один прекрасный миг сиплым тоном бывалого сидельца. Впрочем, думалось на эту тему исключительно в порядке сальной шуточки.

Особенно курить нравилось в местах, в которых всем остальным это делать строго запрещалось. Коридор телецентра подходил в качестве примера как нельзя лучше. Потому и стоял сейчас Саша, перегнувшись через распахнутое окно, задумчиво глядел на проезжавшие по Академика Королёва автомобили и чувствовал, как сквозняк морозил лицо. Облезшая краска с рамы ошмётками цеплялась за новенький пиджак, но дела до того не имелось никакого.

Привилегии знаменитости, пусть даже такие пустяковые – что могло быть лучше? Тем более, когда домой торопиться не надо, а рядом – друг детства?

Вот только друг этот словно подыхал от чего-то прямо на глазах.

– Слушай, – стряхнув пепел, повернулся корпусом в тепло помещения, оставив руку на улице, и посмотрел на стоявшего у стены рядом Валерку, – что вы такие сегодня?

– Какие?

Повёл плечом, словно бы в раздумьях. Светиться по ящику не прельщало совершенно, но перечить, при всём своём скотском характере, не торопился – понимал, что больно уж сук удобный, чтобы бездумно его подпиливать. Радовало одно – наличие в этих кишкообразных коридорах знакомых лиц. Но, если обычно Валерка оказывался готов поддержать какую-нибудь хохму и просто потрепаться, то сейчас сам на себя не походил своей заторможенностью. Глядел куда-то мимо, отвечал невпопад. Совсем уж не такой.

– Как похоронил кого. И подружка твоя тоже такая же, – кивок в сторону в качестве подтверждения. Оля стояла поодаль, глядела напряжённо куда-то в конец коридора и ноготь на большом пальце грызла. Всегда необычайно весёлая и забавная, сегодня только глаза прятала красные, а на все попытки развеселить – шуткой ли, комплиментом, самой обворожительной улыбкой из всех возможных, – не реагировала совершенно. Сейчас же явно ждала кого-то.

Валерка вздохнул, потёр глаза, жестом попросил сигарету, а на колкое замечание о том, что, если поймают, «будет бо-бо», только отмахнулся. Щёлкнув зажигалкой, чуть оттеснил Рощина от окна. А заговорил и вовсе уж каким-то замогильным голосом:

– У нас подруга в заложники попала, похоже. Новостница.

В ответ – протяжный зевок в кулак и быстрая затяжка. Больше из вежливости спросил, потому интересом особенным голос не наполнил:

– Как умудрилась?

– Поехала в Армению в репортёрской группе, их обстреляли там. С позавчера никакой информации.

Что-то скребнуло на подкорке. Да с такой силой, что с непривычки странным даже могло показаться. Если бы на то хоть сколько-то внимания обратилось. С подозрением глянув на Валерку, Рощин проговорил это медленно и неверующе. А ещё отчего-то искренне надеясь ошибиться:

– Только не говори, что Агата.

Но Валера кивнул, выкинул недокуренную сигарету и спрятал руки в карманы джинсов, оставшись стоять лицом к окну. И, схватив его в следующий же миг со всей силы за плечо, развернув к себе, Саша собственный голос не узнал: