Вслушиваясь в прерывистое дыхание, всё ждал всхлипов, но тщетно.

А, когда Вагиф принёс пакет, не смог сдержать удивления. По всему получалось, что планы на них имелись серьёзные, а с деньгами получилось угадать, ткнув, по сути, в небо. Они нужны были не только живыми, но и здоровыми, по крайней мере, максимально.

В пакете нашлись вата, бинты, пластырь и спирт. Увидев всё это, Волкова подобралась, но до реакций её не имелось никакого дела. Потому Денис лишь к себе её за руку подтянул, платок от раны отнял и вовремя по руке шлёпнул, когда хватило мозгов потянуться к губе – очевидно, чтобы попытаться прикрыться.

Плеснув спирта на руки, обтёр пальцы и взял вату. Первое же прикосновение вызвало заведомо провальную попытку вырваться.

– Тихо.

Осторожно, так осторожно, как только умел, собирал остатки крови на вату, обводил рваные края, мысленно отмечая лишь две вещи: рана оказалась совсем не глубокой, больше страшной на первый взгляд, а сама Волкова вела себя на удивление тихо. Тряслась, словно осиновый лист, а ещё почему-то цеплялась пальцами за его предплечье. Смотрела в потолок, дышала кое-как, а цеплялась с такой силой, какая, наверное, только имелась. Серые глаза словно остекленели – явно думала о чём-то, но спрашивать Денис, конечно, даже не собирался. Только дело своё делал. Не хватало ему тут ещё заражений. И так неизвестно, чем закончится теперь.

Отмотав пластырь, налепил его от подбородка до скулы и, не скрывая скептицизма, осмотрел получившийся результат. Выглядело всё это совершенно непрезентабельно, но, в общем-то, плевать он хотел. Главное, чтобы последствий серьёзных избежать удалось.

– Сойдёт.

Дрожавшие пальцы аккуратно коснулись края пластыря, губа дёрнулась ещё сильнее. И – шёпотом, хрипло и невнятно:

– Спасибо. Вы…

Обозлился вмиг, но позволил себе только зубы сжать посильнее и выдохнуть с шумом, протяжно.

– Прекрати. Убивать будут, тоже на «вы» обратишься?

Опустила голову – волосы снова упали на лицо – и обхватила себя за плечи. И голос – не голос. Так, лепет едва разборчивый.

– Убивать? Но ты… ты же… тогда…

– Я сказал «не должны». Может быть всё, что угодно. Если денег не дождутся.

– Откуда т-ты знаешь про деньги?

– Это очевидно. Больше им от нас ничего не надо: война не наша, а мы – не участники.

Повисла тишина. Уронив руки на согнутые колени, Денис рассматривал солому, думая об одном. Совесть это просыпалась, наверное. Такое непривычное ощущение царапалось сейчас где-то внутри с такой силой, что машинально даже грудь потёр и поморщился. Затем медленно выдохнул и скосил глаза: Волкова вновь сидела неподвижно, а куда смотрела, не понять. Переварить услышанное и за один день пережитое даже иному мужику крайне сложно, а тут девчонка сопливая.

Журналистка. Мать её.

Встал, спрятал руки в карманы, несколько раз прошёлся туда-сюда. А, когда остановился, глядя куда-то на стог сена, тихий вопрос ударился меж лопаток, словно нож. Льдом могильным проник внутрь.

– Володя?..

Володя.

Задохнулся, схватил ртом воздух и сжал до онемения губы, пользуясь тем, что спиной стоял. Захотелось вцепиться пальцами в грудь, разодрать кожу, рёбра переломать, чтобы сдохнуть к чертям собачьим прямо здесь и сейчас, на этом самом месте. Потому что то, о чём старался не думать совсем, то, от чего безмолвно выл совсем недавно, ткнулось в спину тихим голосом, полным бескрайнего отчаяния…

«Ты виноват».

Стало больно.

Медленно Денис обернулся.

Серые глаза смотрели пристально, а в них – целый вихрь эмоций: такая мольба, такая надежда и такая нечеловеческая, совершенно звериная боль, что внутри всё словно разрываться начало на мириады кусков. Денис смотрел в эти глаза и мог поклясться чем угодно, что чувствовал всё, что чувствовала сейчас Волкова. Медленно покачал головой, так и не находя в себе хоть каких-то сил отвернуться.