– Твою мать…
Вырвалось это совершенно машинально. Потому что от увиденного к горлу вновь подступила тошнота.
Левый уголок рта, казалось, был просто разорван. Из пореза до сих пор сочилась кровь, успевшая залить всё: губы, подбородок и даже часть свитера.
Волкова дёрнула головой, попыталась отвернуться, но Денис тут же с силой схватил за подбородок и вновь развернул к себе. В серых глазах, устремлённых в потолок, сумел разглядеть просто не поддававшуюся хоть какому-то описанию боль.
– Не надо.
Столько отчаяния в голосе, столько мольбы…
Посиневшие губы не шевелились практически – нижняя, должно быть, и вовсе онемела. Пролепетала едва слышно, зажмурилась, головой осторожно повела в попытке высвободиться. Стыдно было. Поняв это, Денис лишь зубами скрипнул да подбородок ещё сильнее сдавил. Точно дура, ни дать, ни взять.
А внутри всё горело, полыхало, словно свинцом наливалось…
– Как?
Сквозь сжатые челюсти, чтобы скрыть дрожь.
Опухшая губа дрожала, кровь медленно текла по его пальцам – тёплая, тёмная, оставлявшая следы.
– П-перстнем зацеп… зацепился.
Не отрывая взгляда, Денис свободной рукой полез в карманы собственной куртки, по-прежнему накинутой на хрупкие плечи. В одном из внутренних нашёл платок и, прижав к ране, чуть надавил окровавленной ладонью. В ответ – тихий скулёж.
– Терпи.
И снова полез в карманы, но теперь уже не куртки, а её ветровки. Кое-как сумел вытащить сложенный листок, парой резких взмахов развернул его и, увидев машинописный текст, откинул в сторону.
Глядя в серые глаза, никак одного понять не в силах оказывался – почему за всё время ни слезинки Волкова не проронила. Ведь это так типично, так ожидаемо, ведь он уверен был, что в рыданиях она будет буквально заходиться, едва только сообразит, что случилось. Она точно всё понимала, потому что слишком уж взгляд был осмысленный, но сами глаза – сухие. Это не давало покоя.
Лязгнул замок, послышался скрип. Жестом показав Волковой сидеть, поднялся, прихватив бумажку. Следы крови охладили ладонь.
Вагиф принёс кувшин с водой и несколько лепёшек. При этом автомат умудрялся держать наготове. Огоньки в его глазах уже не были такими яркими: должно быть, даже не курил давненько. Глубоко вздохнув, Денис протянул бумагу.
– Главному своему отдай. Документ её. И скажи ему, чтобы бинты достал и спирт.
– Ещё чего? – Вагиф огрызнулся, зло оскалился.
Одним широким шагом сократив расстояние между собой и вжавшейся в стену Волковой, Денис схватил её за шкирку и поднял, словно котёнка. Чуть тряхнул и руку с платком от лица отнял, с лёгкостью переборов попытку воспротивиться.
– А ты вот это видел? Завтра к вечеру она сдохнет от гангрены. И денег вы получите вдвое меньше.
Что всегда получалось хорошо, так это блефовать. Несмотря на то, что злоба сейчас клокотала слишком очевидно, всё же все эти действия, все фразы были именно блефом. В чём-то отчаянным, но совершенно безальтернативным. Иначе только бог ей помощник.
Вагиф что-то проговорил сквозь зубы, глянул из-под бровей недобро и вышел, хлопнув дверью. Волкова же сделала шаг в сторону – пришлось тут же её выпустить – и рухнула обратно, в паре сантиметров от окрашенного кровью сена. Денис смёл его ногой в сторону, постоял некоторое время, словно бы не зная, что делать, а затем опустился рядом. Не сумел не отметить, что от него тут же отодвинулись поближе к стене.
Пообещав говорить правду, не учёл, что признаваться в ней самому себе окажется едва ли не сложнее, чем произносить вслух. Пытаясь обдумать хоть что-то, вновь и вновь приходил к единственному выводу, свербевшему на подкорке: положение у них патовое. Их даже через границу умудрились переправить, значит, поиски заняли бы уйму времени. При условии того, что их вообще стали бы искать.