– Блаженны владеющие электроэнергией, ибо их есть царствие небесное, – вставил я.

Лицо Ксении осветилось улыбкой.

«Не особо она богомольна», – подумал я. Почему-то эта догадка меня обрадовала.

Богомолов не обиделся на общий смех, а помял бороду и деловито закончил:

– Я бы предложил безвозмездно использовать наш надел, чтобы сделать там новую подстанцию, но это слишком далеко от кабеля. Наш участок – крайний, около самого леса.

– Игорь Николаевич, вы говорите редко, но вы – истинный Иоанн Златоуст. Каждое слово – в точку. Вадим, сможем?

– Объективных, так сказать, сложностей… э-э… я не вижу. Фидеров бы побольше, поскольку…

– Спасибо, Вадим. Отлично. Алик, сможешь подстанцию быстро найти?

– Конечно.

Сергей расписался, протянул протокол Спиридонцеву.

– Теперь прошу покинуть собрание и территорию посёлка. Вы – не член кооператива, участок продан. Полчаса на сборы.

– Мент и есть мент! «Полчаса на сборы»! Участок мой, сколько захочу, столько и буду! Ты Лариске своей толстожопой указывай!

– Лариса, про анатомические особенности в протоколе не нужно, – сказал Сергей. – Спиридонцев, предъявите документы, подтверждающие право собственности на участок.

– Да кто ты есть?! Ты охренел вообще! Документы ему предъявить! С какого перепуга?

– Участок на территории кооператива, или предъявите документы на право собственности, или выдворим насильно.

– Попробуй! Попробуй! Завтра же в полиции окажешься, там тебе и чип сразу вошьют, успокоят! Ну что?! Давай выдворяй! Всё, сдулся?! Бараны! Счастливо оставаться, бараны, в своём навозе. Гнийте… гнойте…

– Загнивайте. Правильная глагольная форма – «загнивайте», – сказала Лариса.

Спиридонцев обвёл собрание глазами, скривил рот и, помахивая протоколом, пошёл к своему дому. Бывшему дому.

Спирька ушёл, но собрание продолжалось.

– И последнее, – сказал Сергей. – Относительно моих переговоров с другими посёлками. Да, ничего я не добился. Как в Писании сказано, – Сергей посмотрел на Богомоловых, – «всякий город или храм, разделившийся сам в себе, не устоит».

– Дом. «Дом», а не храм, – поправил Богомолов.

– Тем более.

Восхищало меня это Серёгино «тем более», оно разрушало любые возражения собеседника. «Тем более» – и нет никаких контраргументов.

А переговоры… Несколько раз я ездил вместе с Сергеем, договориться было невозможно. Ни с кем. Православные общины требовали монастырской жизни, а язычники плевались на попов, проклиная их за осквернение славянской природы. «Овощи»-вегетарианцы произвели на нас впечатление тихопомешанных. Наши фермы для них – типа концлагеря. А с казаками разговора не получилось вообще.

– Никаких тайных переговоров я ни с кем не вёл, – сказал Сергей, – да и какие тайны. Участки у каждого в собственности, всё решается на собрании. Могу поклясться.

Сергей походя вырвал из земли пучок травы, обстучал в ладонь землю и, как крошки со стола, высыпал в рот.

Прожевал, проглотил.

Все замерли – поразил контраст лёгкости и быстроты его движений с торжественным смыслом слов «могу поклясться».

Сергей продолжал как ни в чём не бывало:

– О чём мы можем договориться, если у нас на собраниях две группы? Вы с меня как с председателя спрашиваете – и правильно спрашиваете. Но мы разделились сами в себе и устоять не сможем. Поэтому из председателей я ухожу, кооператив всё равно не перерегистрируют, он перестаёт существовать. Кто-то захочет вшиваться, кто-то нет. С газом и электричеством я до конца доведу, конечно. А дальше будет ещё труднее, так что будем выплывать отдельно.

До меня не сразу дошел смысл слов Сергея. Как это: «ухожу из председателей»? А как же посёлок? Как же мы?