– Четыре первых участка рядом – мой, Алика, Аркадия, Ларисы – голосовали мы всегда вместе; если они меня поддержат, будем отдельным коллективом. С общими фермами и кормовым цехом разберёмся, распишем как следует. У меня всё.
Оглушённое собрание молчало.
– Правильно, Сергей, – Аркадий очнулся первым. – Сколько можно уговоры уговаривать! Я с тобой.
– И я, – сказали мы одновременно с Ларисой.
– Хорошо, – Сергей улыбнулся нам. – Борису от своего участка я кусок отрежу, будет нормально жить.
– Почему от своего? – сказал я. – От всех четырёх отрежем с дальнего конца.
– Сергей, не горячись, – сказал Вадим. – Так нельзя. Были высказаны… как бы это выразиться… амбивалентные мнения, но это нормально. Это является…
– Зачем так делать? – крикнул Армен. – Что за чепуха?!
– Мы пойдём с вами, хотя наш надел на отшибе, – сказал Богомолов, жена кивнула. Я бросил взгляд на Ксению, она быстро опустила глаза.
– Надо голосовать! – вскочил Ильяс. – Как это – «ухожу»? Давайте проголосуем. Кто против?
Братья, Армен и Вадим подняли руки.
– Нет. Голосовать мы не будем, – отмахнулся Сергей. – В председателях насильно никто удержать не может. Во-вторых, даже если бы Спиридонцева не отпускали, разве он бы остался? Колхоз – дело добровольное. Хватит постоянно спорить и тянуть в разные стороны.
– И так тяжело, а разделимся – совсем пропадём, – сказал Ильяс. – Зачем себя с Валерой сравнивать? Совсем разное. Сейчас все устали, давайте завтра поговорим. После запруды. А то весь берег размоет, цистерну перевернёт. До завтра давай. Мы с Равилем тебе объясним, это наша вина. Прошу тебя, мы все просим.
Собрание молчало.
– Хорошо, – сказал Сергей. – Все устали, до завтра. Да и дел полно.
Собрание закончилось. Богомоловы шли к себе через поле как по театральной сцене, мягкий закатный свет падал на них из-за облаков точным направленным лучом. У Ксении из-под платка выбивалась золотистая прядь, волосы вспыхивали и гасли на вечернем солнце, вся сила которого, казалось, была направлена на её тоненькую фигурку.
Сергей хлопнул меня по плечу.
– Пойдём. И рот закрой.
Я хотел было возразить, но осёкся. По-детски бы получилось. Огрызание какое-то. «Не огрызайся!» – постоянно одёргивали нас в школе. Мы шли на свой край посёлка, и мне до ломоты в шее хотелось обернуться на Ксению.
– Может, объяснишь? – спросил я Сергея, когда мы сидели в тени у него за домом. Из поленницы сладко пахло свежепоколотыми дровами, сверху жаловался жаворонок. – Не про выход, здесь я с тобой согласен, задолбали эти споры и претензии на пустом месте.
– Вот ты пристал… Ты, кстати, Ларису-то не томи. Обнадёжил девушку и в тину. Она ведь продолжения ждёт – и так, и так к тебе. Бабе тридцать четыре года, тает, как пломбир на жаре. На неё Ильяс посматривает, да и Вадим тоже. Уведут одномоментно.
– Что значит «не томи»? С ней же ты сам… – Я осёкся. – Уведут – и ради бога. Женщина хорошая, но мне она никак. Я вообще крупных не люблю.
– Да уж заметил, каких ты любишь.
– В смысле?!
Сергей поднял руки – «сдаюсь!».
– Да ни в каком не в смысле. Не бери в голову. Тебе за краном пора. Крановщик в «самарке» переночует, я Вике скажу.
– Мост у Липны сделали наконец, быстро обернусь.
– А то, что Ксения рассказала, – это очень серьёзно. Кто-то к нам присматривается. Полиция или секьюры днём бы приехали. Всю ночь караулить не нужно, а вот на рассвете, в час Тигра… Ксения же сказала – в полпятого? Вот к четырём и пойдём, проверим. Опоздаем – не страшно, следы свежие увидим. На росе хорошо видно.
Юрец с Кузей начали сразу, на зарядке. Пока бежали до пруда и обратно, они по очереди подклеились ко всем старшакам, побазарили на ходу. Захар всегда сквошит по тяжёлой за базар на пробежке, а сегодня – типа, анлук. Ну, понятно.