Слова Виты звучали как заклинание, как мантра, призванная рассеять мрак сомнений, окутавший Сину. Она, словно искусный врач, прикладывала целительный бальзам к ранам её неуверенности.

Сина, казалось, сжалась под этим пристальным, но полным любви и веры взглядом. Она опустила глаза, и золотистые ресницы, словно крылья бабочки, затрепетали над бледными щеками, отбрасывая слабые тени. Под тяжестью возложенных на неё ожиданий она чувствовала себя маленькой, уязвимой, словно бабочка в сачке.

Но вдруг она подняла голову. И Вита увидела в этих небесно-голубых глазах, обычно полных робости и сомнений, крошечную искру решимости. Слабый, едва различимый огонёк, но все же – надежда. Казалось, он вот-вот разгорится в яркое пламя.

– Спасибо, Ваше Величество, – прозвучал голос Сины, более твёрдый и уверенный, чем раньше. В нём звучала тихая благодарность, смешанная с готовностью принять вызов, встать на защиту Лады, даже если это означало противостоять всему миру. Голос больше не дрожал, в нем проявилась сила и решимость стоять до конца.

Безмятежная беседа Виты и Сины, словно хрупкий цветок, была растоптана грубым вторжением реальности. Громкий, оглушительный стук в кованые ворота, звук такой силы, что казалось, содрогнулась сама твердь земли, пронзил тишину утра. Вита, до этого расслабленная и умиротворенная, резко вздрогнула. На её обычно гладком лбу залегла глубокая морщина, глаза, до этого искрившиеся мудростью и теплом, потемнели от предчувствия беды. Кто посмел нарушить их священное уединение? Эти утренние часы были для них островком покоя в бушующем море. Временем, когда они могли позволить себе быть просто двумя подругами, обсуждающими философские вопросы и секреты магии, а не царицей и её любимой ученицы. Стук в ворота звучал как похоронный звон, извещая о надвигающейся буре.

Тяжёлый скрежет металла, словно стон древнего чудовища, отозвался эхом по двору, когда Авгур Гудзи, огромный и неспешный, как двигающаяся гора, распахнул массивные ворота. Створки, изъеденные временем и украшенные геральдическими символами, с трудом поддались его усилиям, словно противились вторжению в их обитель умиротворения. В проёме, залитом первыми лучами восходящего солнца, стоял Руслан. Пыль дорог покрывала его одежду, выдавая долгий и изнурительный путь. Но усталость не смогла скрыть внутренней силы, что чувствовалась в каждой линии его тела. В его взгляде, обычно лучистом и полном жизни, сейчас плескалась тревога.

– Мне нужна Сина, – произнёс Руслан, и его голос, всегда звучавший уверенно и звонко, сейчас был приглушён и наполнен отчаянием. Он словно нёс на своих плечах тяжесть мира, от которой готов был сломаться. – Я должен поговорить с ней о Кристалле Гармонии… и о том, что равновесие нарушено и его необходимо восстановить как можно скорее. Это вопрос жизни и смерти не только для нашей страны, но и для всего мира!

Голос его звучал хрипло, словно его сорвали, когда он бежал сюда. Каждое слово, словно драгоценный камень, было выверено и пропитано отчаянием.

Гудзи, не отрывая взгляда от Руслана, медленно кивнул. Это был не просто кивок согласия, а подтверждение глубокого понимания. Он видел не только измученное лицо, но и саму суть Руслана, его внутреннюю твёрдость и преданность, что не могла скрыть даже усталость. В его глазах, глубоких и мудрых, словно отражавших тысячелетия истории, читалось спокойствие человека, готового к любым испытаниям, но и лёгкая тень тревоги за будущее. Без лишних слов, он посторонился, пропуская Руслана в сад – обитель тишины и умиротворения, контрастирующую с предчувствием грядущей бури. Тяжёлые ворота, словно уставшие от бремени вечности, тихо закрылись, отрезая Руслана от внешнего мира и погружая в атмосферу красоты.