Страна черного смарагда Докия Колин

Среди других играющих детей

Она напоминает лягушонка.

Заправлена в трусы худая рубашонка,

Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,

Черты лица остры и некрасивы.

Двум мальчуганам, сверстникам ее,

Отцы купили по велосипеду.

Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,

Гоняют по двору, забывши про нее,

Она ж за ними бегает по следу.

Чужая радость так же, как своя,

Томит ее и вон из сердца рвется,

И девочка ликует и смеется,

Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого

Еще не знает это существо.

Ей все на свете так безмерно ново,

Так живо все, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,

Увидит с ужасом, что посреди подруг

Она всего лишь бедная дурнушка!

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг!

Мне верить хочется, что чистый этот пламень,

Который в глубине ее горит,

Всю боль свою один переболит

И перетопит самый тяжкий камень!

И пусть черты ее нехороши

И нечем ей прельстить воображенье, ―

Младенческая грация души

Уже сквозит в любом ее движенье.

А если это так, то что есть красота

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

Н. Заболоцкий. Некрасивая девочка

Ураган сбивает все на своем пути. Крушит, переворачивает, оставляя за собой лишь разрушения. Ему под силу изменить ход времен, поменять цепочку жизненных событий. Он заставляет встретиться тех, кто не должен был. А может забрать бесследно тех, кого не готовы отпустить…

После первого урагана, занесшего девочку в страну с Изумрудным городом, другой ураган принес семена загадочного растения человеку, способному сломать систему, защищающую Волшебную страну. Разрушение одного из четырех черных камней, что были установлены кольцом со всех сторон света, привело к сдвигу волшебного купола. Эти события изменили жизнь обитателей всей Волшебной страны.

По прошествии столетия волшебные существа перестали двигаться, говорить, творить чудеса. Все необычное в один миг перестало существовать. Исчезли все волшебницы доброй страны с Изумрудным городом, исчез и ее мудрый правитель. Животные и птицы стали обыкновенными. Жители потеряли веру в волшебство, и их жизнь превратилась в рутину каждодневных бытовых споров. Со временем ветшал Изумрудный замок, высыхали реки, окружающие его. Люди, покинувшие территорию, забрали с собой частичку волшебных воспоминаний о радости, наполнявшей эти места многие годы.

И сегодня никто не знает ― жива ли она, страна волшебных зверей и птиц, страна жителей Изумрудного города? Существуют ли еще ее подземные города? Стоит ли Изумрудный город и растут ли маки на поле, где когда-то чуть не уснула навсегда маленькая девочка в серебряных башмачках?

В то самое время в стране людей, что никогда и не знали волшебства, в маленьком провинциальном городке с неприметным названием, без родительской любви и ласки жила девочка-сирота. Жизнь ее не отличалась большими радостями, но девочка не унывала и не сдавалась. Сиротское детство быстро научило ее взрослой жизни. Она не имела возможности играть в куклы и ленточки, наряжаться в платья. Каждый день проводила она на грани выживания среди таких же несчастных сирот.

– Кати! Ты опять за старое?! ― во весь голос кричала пожилая женщина в старом чепце и белом нагруднике. ― Что же за девица такая?! ― продолжала возмущаться она. ― Все дети как дети, а эта плутовка какая-то.

Голос ее звучал все тише и тише по мере того, как она отдалялась.

Кати выбралась из своего убежища. Она сегодня снова раздобыла свежих булочек для детей на улице. Ее за это часто наказывают, ведь воспитываются дети в приюте в строжайшем повиновении. Но после экскурсии с классом на площадь Независимости и встреченных там голодающих детей из бедных кварталов, которые выглядывали из-под деревянных помостов, жизнь Кати изменилась. Она уже не могла жить так, будто не видела этих оборванных одежд, измазанных детских лиц, протянутых для милостыни маленьких ручонок. Каждую минуту она искала способ им помочь. Не доедала сама и приучила девчонок, соседок по комнате, откладывать еду нуждающимся. Потом сбегала ночью в районы для бедных, чтобы принести им то, что сумела накопить.

Нищих было так много, а ее скудных запасов не хватало даже на десяток детей. И каждой ночью прибывали новые.

Утром Кати грызла гранит науки: изучала языки, получала новые знания, а ночью перемахивала через забор и мчалась к тем, кому всем сердцем желала помочь. Сегодня ей нужно было много еды ― местные мальчишки новеньких приведут. Единственное, что ей оставалось ― собрать с горячего противня десяток румяных булочек. Она понимала, как это выглядит для руководства сиротского дома, но оправдывала себя благими целями. Однажды она уже попалась на месте преступления и была наказана розгами в пять ударов, после чего сесть и лечь спокойно не могла почти целый месяц. Сегодняшней выходки ей могут не простить. Сошлют в какой-нибудь дальний приют с меньшим доходом, без государственного покровительства и щедрых пожертвований богатых благодетелей. И тогда все. Ее песенка спета. Директор говорит, сиротские дома с меньшими доходами способны только бедноту разводить. Напрасны все старания учителей, будет всю жизнь швеей работать, обшивать богатых тетенек из дома моды. Но, даже понимая это, Кати не могла оставить детишек без еды.

Она сама была еще ребенком, всего-то пятнадцать. Через пару дней шестнадцать исполнится. Правда, это не настоящий день рождения, а день, в который ее, маленькую, подбросили на порог детского дома. Жила она всяко лучше, чем те, кому всем сердцем желала помочь. Дети на улице были не просто попрошайками, но и рабами черного труда ― трубочистами. Кати не знала этой стороны их жизни: они мало разговаривали. Да и времени на разговоры не хватало ― важно каждого накормить. Вот и сегодня она спешила к подопечным, пребывая в хорошем расположении духа, предвкушая встречу.

Оглянувшись по сторонам, Кати завернула румяные булочки в свою наволочку, предварительно снятую с подушки. И, счастливо насвистывая, двинулась в сторону окна. Сначала протиснула голову навстречу морозному вечеру. На улице стояла поздняя осень, и легкий снежок засыпал улицы. Вдруг что-то помешало ей пролезть дальше в узкую форточку. А вернее сказать, кто-то. И этот кто-то не просто схватил ее за полы курточки, а резко дернул на себя, отчего Кати не удержалась и упала на пол.

Над ней возвышались директор и та самая дама в чепце, что занималась поисками девочки.

– Катрина Орфен, далеко ли вы собрались, юная леди? ― чеканила каждое слово директор. Ей было около сорока пяти лет ― немолодая, но и не пожилая, старая дева, со строгим пучком негустых волос и морщинистым нахмуренным лбом.

Орфен ― так называли всех в этом доме: это значило «сирота». Повезло тем, кто знал хотя бы свое настоящее имя, как Катрина. Ладанка с именем висела у нее на груди в тот день, когда ее подкинули в приют. Многим повезло меньше. Их называли по желанию директора, и как правило, эти имена не отличались большим разнообразием. Чаще всего девочек называли одинаково: все в приюте были либо Лизаветы, либо Генриетты с добавлением «Орфен». Двойное имя носила лишь одна девочка, постарше остальных. Двойные имена давали только детям из благородных семей. Ее отец был какой-то важной персоной из верховной знати. Он признал ее, но не желал сам воспитывать.

– Вы молчите?! Вам нечего сказать в свое оправдание? ― продолжала директор. ― Валенсия, ― обратилась она к женщине в чепце, ― разверни-ка ее котомку, посмотрим, что она прячет.

Валенсия потянулась к наволочке, набитой уже остывшими булочками, и Кати побледнела. Секунды этой пытки длились, казалось, целую вечность. Кати уже попрощалась с жизнью раз десять, успела пересказать все молитвы, которые знала, в том числе на разных языках, когда час расплаты наконец наступил.

– Я даже не буду спрашивать, зачем тебе столько булочек. Меня это и не интересует, ― сказала директор железным голосом, глядя на развернутую ткань. Сегодня я не буду наказывать тебя розгами. Эту ночь ты проведешь в подвале, в сыром и темном подвале, с крысами и мышами, пауками и другими насекомыми, которые в темноте будут ползать по тебе, а у тебя не будет возможности от них избавиться.

Кати не могла сдержать дрожь. Валенсия с невозмутимым лицом продолжала выкладывать булочки из наволочки на стол. Каждая новая булочка, увиденная ею, была как приговор, свидетель провала Кати и ожидающей ее безысходности. Наконец, когда последняя булочка покоилась на столе, девочка обессиленно опустила голову.

– Ты должна запомнить этот урок, ― произнесла директор, чье лицо еще сильнее нахмурилось от гнева. ― Ты думала, что сможешь обмануть нас, но теперь тебе придется заплатить за свое нахальство. Ты ― ничтожество, и пусть тьма подвала послужит тебе уроком, который ты не забудешь.

Валенсия пошла за тем, кто каждый раз вынужден был исполнять страшные приказы начальства. Кати же осталась наедине с истязательницей, обрекшей ее юное тело и душу на жуткое наказание. Мрачные мысли о том, какие страдания ждут впереди, терзали ее. Размышления о крысах и пауках породили сомнения ― сможет ли она пережить эту ночь. Однако, желая найти в себе силы, девочка перевела дух и постаралась больше не думать о страшном.