Доктора прикладного мистицизма проверяли расчет, нацарапанный карандашом на двадцати восьми листах мятой бумаги, который утверждал, что до падения свода чудотворам осталось не сто, а десять-двенадцать лет при самых благоприятных обстоятельствах.

А черновик доклада, написанный Индой в поезде по дороге из Исида, так и остался лежать за пазухой – Инда еще не решил, стоит ли диктовать это секретарю, отправить сделанные выводы в Афран или сначала поделиться ими с Приором…

Поездка вдоль свода, закончившаяся в Исиде, такая несвоевременная, произвела на Инду странное впечатление. И крамольные расчеты сказочника оказались как нельзя кстати. В построенной чудотворами модели входящая энергия рассматривалась как медленно растущая логарифмическая функция (и много лет подряд прогнозы, выстроенные на ней, полностью оправдывались). Сказочник же заложил в расчет убывающую функцию и этим разрушил все прогнозы чудотворов. Доктора прикладного мистицизма могли проверять этот расчет вдоль и поперек, Инде не требовалось проверки: достаточно предположить, что поток энергии из Исподнего мира начнет таять, и сразу становится ясно: свод не удержать, даже если свернуть все энергоемкие производства Обитаемого мира. Все летит в тартарары. И люди, спасающиеся от Внерубежья под крохотными пятачками защитных полей, – не праздная фантазия пессимиста, а реальный исход, вероятный (и очень вероятный) конец Обитаемого мира. Инда так легко представил себе эту картину, что его передернуло.

Об опытах Исида, конечно, следовало отдельно говорить с Афраном. Инда считал себя циником, но даже его потрясла бесчеловечность ламиктандрийских экспериментаторов. Глупо было бы предполагать, что Внерубежье мстит людям за жестокость, – нет Внерубежью никакого дела до того, что люди делают с людьми. И Афрану, по всей видимости, тоже, потому что там не могли не знать, что́ за опыты по сбросу энергии проводит Исид.

Но к появлению трещины эти опыты не имели ни малейшего отношения, экспериментаторы оперировали другим типом энергии, и недавнее извержение вулкана было, скорее всего, лишь совпадением и объяснялось общим ростом активности Внерубежья, о котором Инда и написал малоутешительный доклад.

Трещину он тоже изучил вдоль и поперек и теперь мог с уверенностью сказать: она пойдет под свод. Три пути разлома, конечно, равновероятны, но она пойдет под свод. Потому что она движется навстречу Вечному Бродяге, мрачуну из мрачунов… Потому что это предсказал Танграус. Потому что, в свете расчетов сказочника, у чудотворов нет возможности нарастить поле на ее пути – каждое такое наращение может стать фатальным. Каждый выстрел фотонного усилителя, каждый грузовой вездеход на въезде в гору, да что там говорить – каждый напрасно зажженный солнечный камень. И если в Афране этого не понимают, то лишь потому, что не хотят понимать. Вот поэтому Инда и не спешил диктовать доклад секретарю – никому не нужен этот доклад, никто не станет рассматривать его всерьез. И расчеты сказочника доктора́ прикладного мистицизма объявят ошибочными – чтобы не прослыть паникерами. И Инда тоже не так глуп, чтобы стать гонцом, несущем дурную весть, – издавна таких гонцов убивали на месте, и правильно делали.

Досье на человека по имени Змай обнаружилось в отчетах агентов Исподнего мира.

Болото питалось людьми. Спаска слышала, как оно зовет Гневуша, словно шепчет на ухо: иди, иди ближе, не бойся, это не страшно, умереть – это хорошо. Ненасытное… Черный, поросший редкой травкой зев был мягче перин в колыбели, теплей мехового одеяла. И Гневуш шел прямо болоту в пасть.