И тут рядом с Глебом остановился молодой мужчина в тщательно отглаженной рубашке с коротким рукавом.

– Как работа? – Улыбнулся Глебу незнакомец.

– Не знаю ещё. – Глеб посмотрел на короткую аккуратную стрижку собеседника, пожал плечами и подумал:

– Военный наверное – спина прямая, стрижка короткая.

– Слышал ты снега испугался. – Мужик усмехнулся.

Глеб почему-то смутился, услышал от собеседника мужскую реплику «Не дрейфь» и глядя ему в прямую спину, подумал, как-то это неправильно летним днем бояться зимнего снега.

– Что тебе директор сказал? – Остановился рядом охранник Саня.

– Какой директор?

– Ну наш директор Базы, ты же с ним сейчас разговаривал.

– Поздоровался. – Задумчиво ответил Глеб и отправился в отдел кадров подписывать контракт. Директор победил Маню, взяв Глеба «на слабо». Мужчине бояться стыдно – эту жизненную позицию Глеб занял еще в начальных классах. Тогда непросто ему пришлось, отправился за парту на год раньше сверстников. Был толстым и неповоротливым, на фоне деревенских ребятишек, выросших на свежем воздухе и приученным к ежедневному физическому труду. Харьковская бабушка учила мальчонку буквам и стишкам. Гулять разрешала только во дворе собственного дома.

– Угадал? Директор у Вас мистер Швили? – Не унимался Великий.

– Русский мужик. Военный и надежный. – Почему-то сердито ответил Глеб приятелю, который там в Латвии трясся как осиновый лист от самой теоретической возможности депортации русских из Прибалтики. Он и по-русски то говорил только с Глебом, Отвечая на звонок только при плотно закрытых дверях.

Директор не без странностей, – ездит на работу за 100 километров из столицы в Малино каждый день. Не жаль мужику на дорогу по шесть часов тратить. Или доход того стоит?

Пока Великий провоцировал Глеба хотя бы согласиться с оценкой западной прессы, что положение на фронте катастрофическое для России, Глеб заполнял ответы междометиями – Врут, Идиоты. А при этом думал о директоре базы и его упрямых ежедневных поездках сюда. Сам Глеб уже третий месяц не может собраться к брату, чтобы забрать остатки вещей. Хоть к брату ехать на треть ближе, всё равно жалко на дорогу столько времени тратить. А этот начальник с военной выправкой, мог бы если не купить, то снять неплохой дом по соседству и не тратить по 5-6 часов в день на дорогу.

Молод ещё, и не понимает, что за деньги нельзя купить две вещи – время и здоровье. Глеб теперь знает. И о некоторых моментах своей жизни, с этой позиции, вспоминает с сожалением. Реалии перестройки, а потом и начло войны на Украине, поменяло оценку многому. Что было в приоритете советского юнца – джинсы жвачка? Потом крутая машина и тусовка в модном клубе. А теперь?.. Одноклассник прислал Глебу картинку – портрет Леонида Ильича Брежнева и подпись: «ТЕПЕРЬ У ТЕБЯ 300 СОРТОВ КОЛБАСЫ, ДЖИНСЫ И 200 ТЕЛЕКАНАЛОВ, НО НЕТ БЕСПЛАТНОГО ЖИЛЬЯ, ОБРАЗОВАНИЯ И МЕДИЦИНЫ. ТЫ ПОЛУЧИЛ, ЧТО ХОТЕЛ, ДРУЖИЩЕ, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ РАД??». Дороговато обошлись населению прилавки, заваленные колбасой чипсами и жвачкой. Похоже кредит за этот мусор жизни, страна еще не оплатила.

Старик тоже заглянул в экран через плечо. Увидел генерального секретаря и улыбнулся: «Дорогой наш…». Шурка Мохов в конце своей жизни успел застать первое десятилетие перестройки-перестрелки. Но в тихом поселке все ограничилось боями местного значения. Начальники приватизировали сельпо и сразу забыли про паевое участие сельчан в этих предприятиях. Шура тему отстаивания интересов продвигал где мог, но в основном в моменты застолья со своими корешами. Протест как правило заканчивался походом на неправедно отжатый объект собственности, где для достижения консенсуса покупалась бутылочка столичной и килька. Потом поколебала его позицию поставка в деревню спирта «Ройял». Дешево, крепко, на всех углах торгуют – покупай не хочу. Мужики даже самогон гнать перестали. Заморский «Ройял» обеспечил массовый загул мужиков. А когда Мохов очнулся – директор плодоовощной базы превратился в хозяина. Небольшая зарплата Мохова от этого не пострадала.