– Не ссы, – повторился Кузьма, вытирая усы.

– Ага, пропищим из-за двери, – я изобразил тонкий детский голосок и закашлялся: мамка на рынок ушла и ключи с собой забрала.

– Да всё нормально, братаны. Лишний раз разомнём кости.

– Разомнём Костю? Костя, ты согласен быть лишний раз размятым какими-нибудь отморозками?

Кузьма лишь скривился, не снизойдя до моего юморка. Волновало его другое:

– У тебя есть куда коробку спрятать? Не таскать же её, в самом деле…

Он покрутил башкой, повращал глазами, но кухня была убогой, словно специально подобранная фактура для сьёмок бытового сериала в Буйно-Задирищенске, и идей у Кузьмы не появилось. Толково закамуфлированный сейф не просматривался.

– Коробку спрячем за решётку. В вытяжной канал, – придумал Костя. – Там её никто не найдёт.

– Дело говоришь, братан, – оживился Кузьма. – Я на дорожку малость отслюнявлю, а остальное в загашник.

Делать на кухне было больше нечего, но я вспомнил, что кое-кто так и не рассказал самое главное.

– Как ты вообще на Ленинградском вокзале оказался?

Пришлось Косте вновь поставить на плиту чайник.

– Да мужик знакомый с Варшавки… Открытка на девятку у него. Девяток на стоянке завались. Но нет! Он решил девяносто девятую брать.

– Раскатал губищу…

– Во-во! И я думаю – не по жёппе клизма. Размечтался.

– Их только на конвейер поставили. Ещё и тольяттинцы себе не набрали. А он думает – ему на Варшавку привезут.

– Ловкачи при магазине намекнули, что можно доплатить. И он повёлся. Короче, втуляют человеку!

– Ну и дурак, – подключился Костя. – Полгода промурыжат его, и всё равно придётся девятку брать. А денежки – тю-тю.

– Так и я ему о том же. А он в усы свои уссывается и песенки свои любимые напевает. Сам в Зеленограде живёт. Вечером частника до трёх вокзалов нанял. А мне говорит – тебе ж вроде на «Рижскую». Я, говорит, её на электричке проезжаю. Тебе со мной по пути. Ну, я и запрыгнул! Моё дело простое: дают – бери, везут – езжай.

– Ну, а в драку зачем полез?

– Не терплю, когда женщин бьют.

– Моральные принципы?

– А то! – Кузьма игриво сыграл бицепсом.

– А если женщина эта сама без моральных принципов?

– Мне по барабанине. Девка она красивая. Взглянул на неё: даром, что кровь из носа текла, у меня на неё сразу виды напряглись. Решил – в обиду не дам.

– У неё забыл спросить.

– Я что, сопля ипическая? Если у баб разрешения спрашивать – всегда будет «нельзя». А я, считай, личность сильная. Самостоятельная. Решил – сделал. И всякая баба при мне послушной и смирной будет.

Костя пожал плечами.

– Ну ладно, выбрал себе девку. Отбил её. Ну а Крым тут при чём?

– Да-а… – мечтательно потянулся Кузьма. – Не хухрышки с мухоморами. В Крым поедем. Я там ни разу не был. Как раз посмотреть хотел, как там и чё. А тут Дуся эта. Посмотри – белая кака́я. Пусть загорит девка. Достойный же экземпляр, бёнтий! Братва на пляже оборачиваться будет. А тут я такой рисану́сь петухом нехеровым при ней. Пора грудь наконец расправить! Сколько можно рукоделием заниматься! Никакой личной жизни, всё бабки крохоборил, чтобы на ниву донакопить. А живём один раз.

– Тебе ж потом не хватит на эту самую ниву, – съязвил я.

– Прорвёмся! – уверенно махнул рукой Кузьма. – Туган меня не пугает. Вернусь из Крыма, пойду на станцию «Москва-Товарная» вагоны разгружать. Если надо – разгребу Экибастуз. Задам стране сразу и угля, и перца, и прочего тру-ля-ля.

Мы с Костей переглянулись. Напор Кузьмы был таков, что в пору было заряжаться его молодцеватым оптимизмом.

– На недельку, до второго, я уеду в Комарово… – запел путешественник.

– Обнаружен буду Стасом, деревенским водолазом, – перебил его я, – он меня найдёт в пучине и не сможет откачать.