– Посмотри, как красиво, доченька!

Я молчала, не смея вымолвить от увиденного ни слова. Но эта картина до сих пор в моем сердце.

– А теперь посмотри вон туда, – отец вытянул руку куда-то вперед, указывая мне направление моего взгляда. Я посмотрела вперед и увидала, как из-под глади воды появляется что-то темное и продолговатое.

– Это лодка, папа? – я вскрикнула от неожиданности и восторга.

– Да, она. Возвращается… Ну, помаши ей ручкой и пойдем домой.

Я нехотя поворачиваюсь, пытаясь смотреть на лодку, скосив до предела глаза. Мы спускаемся со скалы вниз и моря становится не видно…

Отца переводят на Курильские острова. Мы живем далеко от моря в глубине острова. Здесь много японских строений. Теперь у нас двухкомнатная квартира с печным отоплением, удобства во дворе, огородик перед домом, коптильня для горбуши, которую отец построил своими руками. Мы с братом во всех делах его помощники. Папа, выходец из крестьянской семьи, хороший семьянин, хозяин. Он очень многое умел: ловил рыбу, охотился на диких кабанов, собирал кедровые орехи, черемшу, ягоды. Мама специалист по домашнему уюту, сбору клюквы, дикого шиповника, из которого, оказывается, тоже варят варенье.

Я научилась ловить рыбу на самодельную удочку, которую мне соорудил папа. Ловили с мальчишками в горной реке форель. У нее очень вкусное и нежное мясо. Форель ловить легко: садишься на краешек моста, насаживаешь червяка, выкопанного накануне за японской фанзой в тепленькой земле, насаживаешь на крючок, плюешь для верности и забрасываешь в стремнину реки под мостом.

Течение в речке быстрое и поплавок успевает побыть в воде несколько мгновений. Но и за них шустрая рыба успевает напасть на червяка, а с ним и на мой крючок. Я ловко подсекаю добычу и вот уже над водой трепыхается средних размеров тушка серебристой рыбки. За полчаса можно было наловить половину трёхлитровой банки. А больше и не надо. Сегодня на ужин хватит. Ведь ловим мы рыбу почти каждый день.

Научились мы добывать и горбушу. Она возвращалась на нерест в наши речки: ничего не стоило рогатиной придавить ее обессиленную тушку и вытащить руками на берег. Несколько мальчишек возраста шести семи лет выходили на отмель горной реки. Вода кишит идущей на нерест рыбы. Их тела ободраны об острые камни и ошметки шкуры колыхались в прозрачной воде. Я рядом с мальчишками.

Мы знали, что для рыбы это путь в «один конец»: как только она отмечет икру, а самец оплодотворит икринки, рыбы погибнут. Нам было жалко их в глубине души. Но азарт охотника перевешивал сочувствие и жалость, и мы заходили в кишащую от рыбы реку. В ход шли заранее приготовленные рогатины и, истратившим все свои силы рыбам, нечем было сопротивляться нашей ловкости и азарту. Их головы намертво прижимались ко дну речки, а ловкие руки мальчишек быстро выбрасывали рыбину на берег. А там другая пара рук отбрасывала их подальше от воды и занималась приготовлением к запеканию. Соль, спички, бумага всегда находились с нами.

Мальчишки разводили костер и запекали ее в глине или просто в углях. Глину находили рядом с рекой. Обмазывали толстым слоем рыбину, натертую предварительно солью, и обкладывали горкой с углями. Через час глина разбивалась, и рыба поедалась всей ватагой. Сочная, с пропекшейся красной икрой, наивкуснейшая, она источала незабываемый аромат. Запивали все крепким чаем, который кипятили здесь же, на костре в большой жестяной банке из-под консервированных продуктов.

Домой мы появлялись в сумерках: сытые и довольные, насквозь пропахшие запахом печеной рыбы. Матери были в недоумении: где это так гуляют их дети, что, приходя домой, не хотят есть?