Заместитель уже не тащил его, а шел рядом, тоже посмеиваясь.

– Четыре. Надо вот что, – синоптик остановился. – Надо добраться до этого дятла, есть он там или нет.

– Слушай, а ты ведь таблетки еще не все?

– Нет, конечно, – синоптик сбился. – А что?

– Да, похоже, я тоже завяз.

– Так выбей себе рецепт, – изумился синоптик.

– Мне не дадут. Официально только ты назначен.

– Вот жизнь, – покачал головой синоптик и, порывшись в карманах, протянул заместителю таблетки.

– Стойте!

Они оглянулись на крик. Это был директор музея. Они переглянулись. Вот так-так. Сначала, значит, гора к Магомету не пошла. А потом побежала следом.

– Анфис Иванович? – синоптик всем своим видом олицетворял внимание.

– Да. Он самый, – директор несмело улыбнулся. – Давайте зайдем куда-нибудь. Мне тоже поговорить бы.

– Тут «За Д.» недалеко, – махнул рукой Покойный.

– Пойдет, – кивнул директор.

Заказав себе, они молча дождались, и только тогда заговорили. Директор поднял стакан.

– Давайте за Дятла? Можно?

– Хм, – синоптик пожал плечами. – Почему бы и нет. За Дятла – так за Дятла.

Они выпили.

– Так о чем вы с нами хотели? – заместитель не стал тянуть.

– А вы? – попытался было парировать директор, но сам скомкал пас и, махнув рукой, вымученно улыбнулся. – Я… Я хотел бы… а то, мне кажется, тут недоразумения… видите ли… чтобы, так сказать, расставить… – он замолчал на какое-то время и потом, собравшись, продолжил. – Я был молод, господа. Я был совершенно молод. Честолюбив. Глуп… – он основательно отхлебнул, поморщившись. – Я ведь тогда был всего-то практикантом в отделении первобытных стоянок. Передо мной были открыты все двери музея. Перспективы были так… так… чарующи. Волшебны. До головокружения. Аж тошнило, верите ли? – они покивали, и он продолжил. – А потом появилась… Она… – директор страдальчески заломил брови и улыбнулся. – Фея. Дыша духами и туманами, знаете ли. Появилась она и пропала. Перевелась, – хлопнул неожиданно пустым стаканом по столу директор. – Здесь ей было тесно. Ей хотелось масштаба! Областные музеи хищно манили ее. А я что… Для меня наш музей – целая Вселенная. Вот так, господа. Мы были разных миров, – махнул рукой директор. – Она считала, что лучшее – враг хорошему потому, что хорошее – это мало, можно и нужно лучше. А я же всегда считал, что хорошее – хорошо, а слепое стремление к эфемерному лучшему – это именно враг. Бескомпромиссно. Вот так! – директор хлопнул по столу ладонью и устремился в туалет, не оглядываясь.

Синоптик с заместителем сидели, притихши, придавленные роковой драмой директора музея.

– Вот ведь Анфиска! – наконец заключил заместитель и прикончил свой стакан. – Допивай давай, пойду повторю, пока этого Ромео нет.

Синоптик залпом опрокинул остаток коньяка, отдал стакан заместителю и встряхнулся, поведя плечами и пересев поудобнее. Антракт.

Вернулся заместитель с тремя новыми стаканами. Сел, расставил. И снова они сидели молча, ожидая второго действия. Вернувшийся директор мрачно обозрел стол, кивнул и торжественно поднял стакан:

– За добро! Дорогие вы мои… – он смахнул слезу и выпил, потом отдышался и продолжил: – И она исчезла. Ушла к своему «лучшему», без сожалений оставив мое «хорошее».

Помолчали, будто помянув.

– А потом, много позже, я узнал от заезжего профессора, читавшего у нас серию лекций о правилах безопасности при работе с текстильными экспонатами, что она умерла.

– Ох, ты ж, Боже ж ты мой… – заместитель подался вперед. – И что?! Как?!

– Как – он не сказал. Но это уже было не важно. А важно было то, что у нее остался сын, – директор замолчал.

– Дя… Дятел?! – ошарашенно прошептал синоптик.