Но что же тут произошло? Он сел на какой-то ящик, достал из рюкзака воду и основательно припал к бутылке. Давно это они, интересно? А давно тут вообще кто-то был из города? Этого он не знал. Вернется – спросит. Сейчас вот только еще немного посмотрит. Не был же здесь ни разу за эти семь лет. До этого было просто поле. Трава. А потом, когда сюда их пустили, как-то стало некстати тут появляться. Да.

Он зашел в следующий ангар, в бараки отчего-то было жутковато заходить. В покинутые. Пробежавшись глазами по помещению, он подошел к сиротливо стоящему в углу столу. На столе было пыльно и пусто. А вот в ящике стола было не пусто. Он, заинтересовавшись, вытащил ящик полностью и положил его на стол. Внутри оказалась разная ерунда. Моток скотча, ржавые кусачки, кусок наждачки, конфета, половинка мыльницы, завалившийся на бок, протекший и присохший намертво бутылек какого-то клея, что ли. И было несколько газет. Самая последняя была прошлогодняя, июньская. Как раз. Он поднял глаза на светлое небо в дверном проеме. Год назад? Вот тебе и раз. Как же было тошно от этой болящей головы… Он медленно достал таблетку. Беречь их смысла уже не было. Но то, что вертолетчики пропали, а боль – нет, наводило на вполне определенные мысли. Выругавшись с досады, синоптик сунул газеты к Чехову и пошел назад.

Сообщить надо. Телефон ведь он брать не стал. На всякий.

– Да, Глеб Полуактович. Да. Нет. Я не брал туда телефон, – голова трещала нещадно, что было, впрочем, и понятно. – Нет, по пути мне тоже никто не встретился. Хотя я, конечно, и не видел ничего, – вынужден был признать он. – На шоссе-то было видно лучше. Ну а дальше да, да. Но я не видел, не слышал ничего подозрительного. Я не часто по ночам выхожу за пределы обсерватории, поэтому, думаю, был вполне внимателен. Нет. Нет, в бараки я, э-э, не пошел. Нет. Ну… – он замялся. – Как-то не по себе было… Что? Еще раз? А я вам там зачем? Вам туда надо опергруппу, следователей, если уж угодно, каких-нибудь экспертов по вещдокам, кто там еще в детективах бывает. А я-то что? Нельзя полицию? – он сел, забыв про голову. – Почему?

– А когда дело было сделано, – Глеб Полуактович затянулся и выпустил струю сизого дыма набок в сумрак полуподвального бара «За Д.», – они же вернулись туда, к себе. И должны были на следующий день прислать сюда бойца. Для, так сказать, итоговой фиксации факта помощи гражданскому населению.

– И что боец? – синоптик не курил, но уже ощущал в себе коньяк, да еще голова эта…

– А не было бойца. Да, – Покойный прищелкнул языком и кивнул.

– Ну а… – синоптик неуверенно посмотрел в сторону, – а фиксация как же?

– А с фиксацией замяли. Анфиска подогнал нам своего эксперта-графолога. Тот нарисовал подпись так, что и их главный бы потом не отличил.

– Анфис Иваныч? – никак у него в голове не вязался директор музея и подделка подписи, хотя…

Они помолчали немного, выпили еще, и тогда синоптика осенило:

– Но вот полиции нельзя. А как же теперь? Я ж, – он тронул кольнувший висок, – я так понимаю, официально назначен?

– Да, – уверенно закрыв глаза, кивнул заместитель.

– Вот. А я взял и не договорился! – синоптик дерзко уставился на заместителя.

– А ты, – Покойный тихо хлопнул по столу, – договорился!

– Как? – растерялся синоптик. – Я?

– Ты, – подтвердил заместитель.

– Когда? – совсем сбился с толку синоптик.

– А утром, – уверенно выпятил нижнюю губу заместитель.

– Погоди… – синоптик пытался собраться с мыслями. – А о чем?

– Ну как… – тут заместитель тоже немного сбился, но быстро нашелся. – О том, что они нам опять помогут.

– Так. Вот молодцы! – тут же зауважал вертолетчиков синоптик и поднял свой стакан. – Молодцы! За дипломатию!