Он встретил меня кулаками. Но, видя, что и я не меньше его испуган, остановился. Надо было срочно освобождать от крючка его проколотую щёку, но как, я не знал. Оторвав от удилища кусок лески, мы поспешили к Сашиным родителям. Они в это время находились возле палатки, готовили на костре уху. Собрав волю в кулак, мы полезли по крутому откосу наверх. Всё это происходило поздним вечером.
Тётя Валя, увидев в пламени костра своего сына с проколотой щекой, с размазанными по лицу слезами и кровью, свисающим с крючка этаким вёртким, дерзким червяком, пришла в ужас. Она растерялась и вместо оказания практической помощи накинулась на меня и сына, причитая и всхлипывая, говоря, что нам ничего нельзя доверять, что за нами надо постоянно смотреть и тому подобное. Мы стояли с опущенными голова-ми. А наглый червяк на Санькиной щеке, пытаясь соскочить с крючка, продолжал тем временем вертеться.
Только дядя Толя, хоть и не скрывал своего раздражения по поводу случившегося, но долго мусолить этот вопрос не стал. Успокоив жену, он тут же завёл свой мотоцикл, поса-дил сзади сына и повёз его в посёлок Полукарпово к своему другу – хирургу Олегу. Мы вдвоём с тётей Валей остались ночью на берегу Молдинского озера. Слышно было, как кричат ночные птицы, в тростнике плавают дикие утки, бултыхается выдра, издавая звонкие шлепки по воде, играет крупная рыба. Казалось, ночной мир вокруг нас ожил: заговорил, закричал, зашевелился своей невидимой жизнью. Да, скажу прямо, тогда нам с тётей Валей было немного не по себе и прежде всего от переживаний за Сашу.
Прошло два часа, а Анатолия Аркадьевича с Сашей всё ещё не было. Тётя Валя начала нервничать:
– Может, с ними что-то в дороге случилось? – то ли про-сто говорила, то ли спрашивала она.
Я, подавленный ответственностью за содеянное, молчал, подбрасывая в костёр сухие ветки, палки, коряги. От яркого огня становилось теплее и спокойнее.
Вдруг сухой треск мотоциклетного двигателя прорезал густой ночной воздух. Яркий пучок света фары взлетел в звёздное небо.
– Едут! Едут! – радостно закричал я.
Действительно, это были наши пропащие дядя Толя с Сашей.
– Ну, как? – с нетерпением встретила их тётя Валя. – Скажите скорее, что моему сыночку сделали?
– А ничего особенного, – улыбался Анатолий Аркадьевич, находясь в бодром настроении, – просто Олег (хирург) пинцетом снял червя, промыл спиртом крючок, откусил проушину и вытянул его из щеки. Вот и всё. Санька, Генка, теперь вы поняли, что значит правильный заброс? Это когда во время его не ловите своего товарища! – здесь он засмеялся.
Жена замахала на него руками: – Толица, что ты такое говоришь?! Посмотри, как испуганы ребята. Что сказал врач насчёт Сашиной щеки? Я жду, а ты смеёшься, – тут она погрозила мужу кулаком.
Я взглянул на Саньку. Его щека, вымазанная йодом, заклеенная лейкопластырем, вспухла. Сам он был не по-детски серьёзен. Грозно, исподлобья смотрел на меня. Удержаться от улыбки, глядя на это, не было никаких человеческих сил. Через пару дней данный эпизод забылся, во всяком случае о нём не вспоминали, и мы с братом были готовы к новым приключениям. Стояли жаркие июльские дни. Сашины родители решили организовать новый поход на рыбалку на Большую Кжемлю. Берега этого приличного по размерам озера покатые, песчано илистые, поросшие мелким кустарником, тростником. Старшие решили не брать в этот раз технику, а идти пешком, к тому же это было недалеко, всего три километра от дома. Тащить же пришлось много всего: палатку, рыбацкие снасти, продукты, тёплую одежду. Несмотря на горячие дни, приходилось подумать и о прохладных тверских ночах. Итак, с вечера подготовив походное снаряжение, на следующий день мы рано поутру двинулись в путь. Пройдя вдоль правой стороны озера метров триста, нашли красивую лужайку с выходом к воде. Поставили палатку. Сложили кострище – круг из камней для костра, заготовили дров. Всё, можно было идти ловить рыбу.