Всем, наверное, памятно толстовское о Леониде Андрееве: «Он меня пугает, а мне не страшно».

Вот, нашел гумилевскую параллель:

«Однажды у нас завязался длинный разговор о Розанове, из которого выяснилось, что Н. С. не ценит, не любит и, по-моему, не понимает этого писателя. Но некоторые суждения Гумилева казались мне верными и меткими. Так об одном аккуратнейшем, механическом человеке, проповедующем «иннормизм» и бунтарство, Гумилев сказал: «служил он в каком-то учреждении исправно и старательно, вдруг захотелось ему бунтовать; он посоветовался с Вяч. Ивановым, и тот благословил его на бунт, и вот стал К. А. бунтовать с 10-ти до 4-х, так же размеренно и безупречно, как служил в своей канцелярии. Он думает, что бунтует, а мне зевать хочется».

(Эрих Голлербах. Из воспоминаний о Н. С. Гумилеве)

Если иметь ввиду эту цель – искусство посмеётся над тобой.

Но работа на заказ Моцарта, Чайковского, гениев Возрождения?

Видимо, этот «заказ» отвечал их глубинным творческим токам.

Искусство предназначено для создания художественного впечатления. Оно может быть весьма разным по силе и «качеству». Чем больше мысли – тем качественнее шедевр.

Сравните, например, с тем, как Пушкин оценивал поэзию Баратынского: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален – ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством…»