– Ааа!! – орем мы, захлебываясь радостью. Задрав нос, лодка режет реку, мотор на корме звонко молотит «та-та-та-та-та!» Не сбавляя хода, она проносится мимо и ныряет под мост, где течение закручивает пенные водовороты. Отвалившие от ее бортов стеклянисто-зеленые валы враскачку устремляются к берегу.
– Волны! – вопит моя новая подружка. Мы бросаемся в них, мы взлетаем на их прозрачных спинах и скатываемся вниз, волна грузно бьет в берег, а трескучее «та-та-та-та» за мостом нарастает снова, моторка развернулась и мчит обратно.
– Вылезай-ка! Вон губёнки уже синие, – командует мама.
Девочку мою тоже кличут с берега: «Венера, выходи!»
– Давай ракушки искать, – предлагает она, плюхаясь в мокрый песок. Венерка в простых трусах, их не жалко. Я снисходительно озираю голопопую мелюзгу – девчонок в настоящих купальниках больше нет – и присаживаюсь на корточки рядом. Мы ищем ракушки – не простые буро-коричневые створки с сияющим перламутровым нутром – этих много. И не те невзрачные голубоватые ушки-ракушки – у меня таких целая горка, а редкие – закрученные спиралью улиткины домики. Чаще всего они серые или белые, но иногда бывают полосатыми. За такую ракушку, что хочешь выменять можно – даже фантик от шоколадной конфеты «Белочка». Или от «Мишки на севере» – только их нету ни у кого… Серых улиток я три штуки нашла. А Венерка – одну в полосочку. Везет!
– Ты еще купаться пойдешь? – спрашивает она. – Эх, а мы уходим уже…
Отдаю ей свои ракушки, чтоб утешить.
Мы с мамой опять идем в воду. Теперь уж не так сразу – бултых и все! Холод сидит под кожей, заставляет подниматься на цыпочки, задирать локти.
– И совсем не холодно! – уверяю я маму, стараясь, чтоб зубы не плясали.
Людей на речке уже мало – расходятся. Солнце клонится за Сабинину гору. От вечернего света вода в реке делается непрозрачной, как молоко. Мама без всплеска ложится в ее арбузно пахнущую гладь и плывет вдоль берега. Я рядом ступаю по дну и, как она, развожу руками.
– Ты не бойся, – говорит мама. – Ложись и плыви. Я ложусь, и изо всех сил колочу ногами, поднимая тучу брызг, а все равно тянет ко дну. Страшно.
– Не так, – учит мама, – ногами надо тихонько, как рыбка хвостом. Я пробую опять, как она. И получается – вода держит меня. Я не тону, я… я… плыву! Тихий восторг охватывает меня: «Плыву! Плыву, смотрите все!» Смотреть некому, мама уже далеко, и не знает, что я научилась…
Выхожу из воды на опустевший берег – степенно, как большая. Сдерживая распирающую ребра гордость, сама, не спеша, вытираюсь. Солнце почти зашло, ракиты смотрятся в спокойно текущую воду. Их отражения и мой первый успех – все куда-то утекает. Утекло.
– Ма, я научилась плавать!
– Молодец, – говорит мама, собирая влажные полотенца. – Кофту накинь-ка…
До дому далеко, все в горку да в горку. Я еле плетусь, лущу дорогой гороховые стручки, выедая сладкие белые горошки, и думаю: значит, я теперь больше бабушки умею? Я плаваю, а она не может. Бедная, надо и ее научить. Это же так легко!
Наша калитка открыта. Бабушка выглядывает на дорогу – слушает, идем мы или нет? У ног ее трется Тишка ¬– тоже нас встречает. Собрав последние силы, бегу к ней:
– Ба! Ба-ба!
Она не видит меня в сумерках, но все равно улыбается и машет рукой.
Ока
Магазин
Официально он назывался Гастроном №3, но вся округа звала его просто магазин на горе. Гора, на самой вершине которой он стоял, была… у-у-у-ух! Если хорошенько оттолкнуться от щербатого магазинного крылечка пыльной сандалией, а потом отпустить педали Орленка, то можно лететь со свистом в ушах мимо столбов и заборов, мимо кирпичной ограды детсада, мимо базара – лететь, не останавливаясь до самого моста через овраг, по дну которого, укрытая прохладными лопухами, бежит мелкая и шустрая речка Вырка.