Я продолжаю дело…

«Я миллиарды лет наблюдал за звёздами…»

Я миллиарды лет наблюдал за звёздами.
Я тихо смотрел на них,
пребывая в задумчивости.
Тускло мерцая
сквозь чёрный занавес космоса,
они иногда вспыхивали,
но тут же гасли,
отдавая своё сияние
Бесконечности.
Я знал – где-то погибала жизнь.
Я завидовал тем существам,
удостоившимся счастья сгореть
в этой огненной пучине страсти…
Я миллиарды лет мечтал о Величии.
Я хотел стать огромным,
как Космос,
мудрым,
как Неизвестность,
и безмолвным,
как Вечность.
Властно сжимал бы я Время,
весело взирая в пустоту
и нежно сотрясая мир
толчками безумия…
Я миллиарды лет
оставался песчинкой Вселенной.
Я миллиарды лет
существовал по законам песчинки.
Рождался, жил, умирал
и снова рождался,
чтобы после надежд и смятений
снова уйти в неизбежное…
Тихо погружался я в плавные реки мысли…
Мечтая сгореть в рождении сверхновой,
мечтая растянуться
в Пространстве и Времени Бесконечностью,
мечтая познать суть мироздания…
Но оставаясь
лишь одной из миллиардов песчинок.
Лишь одной из песчинок…

Впереди – вечность

Мне достаточно дня,
Мне хватило бы ночи,
Чтоб понять суть огня
И разверзнуться в клочья.
Я бы жаждал секунд
Окончания мира
Чтоб не чувствовать грунт
По прошествии пира.
Ощущать бы в груди
Не реальность – конечность.
Но, увы, – впереди
Ждёт меня только вечность…

Откровение

Минуту назад
исчезало Солнце
и мне показалось —
умирает небо.
Но мгновением позже я подумал,
что ошибся,
а ещё мгновение спустя
уверовал
в правоту своих чувств.
Я ненавижу ночь
и, хотя не слишком люблю день,
предпочитаю всё же
находиться в нём,
чем в ней.
А минуту назад
что-то
вроде ледяного сквозняка
колыхнулось
в гулкости моего космоса,
и одно
из тайных желаний,
не выдержав мук смиренности,
возжаждало
быть узнанным
и, отрешившись
от спутанной цельности,
унеслось за горизонт.
Я почувствовал
странную лёгкость
и правоту свою
перед Луной – утешением ночи
и тяжкую вину перед Солнцем,
суть которого
неизвестна,
а близость
опасна.
И всё это
лишь минуту назад —
и как странно
и страшно…
Минуту назад последнее
необъяснимое
и зловещее эхо,
отразившись
от мякоти моих костей,
вакуума моих глаз
и горести моих слёз,
которых не было
и которые
я придумал сам,
когда-то давно,
унеслось в вышину,
в царство духов,
в вечное благоухание озона.
И духи
сказали мне:
«Радуйся!
Ведь минуту назад
ты ступил
на тропинку Вечности,
понял истину белизны
и обрёл
Бессмертие».

«Ты являлась в виденьях, в эротических снах…»

Ты являлась в виденьях, в эротических снах,
Возникая мгновенно и как будто невинно,
Воскрешая собой затаившийся страх
Белоснежно-хрустальной лавиной.
Застывая на дереве гладкой смолой,
Ты плела паутины волшебных кошмаров,
А стекая по телу горючей слезой,
Обожгла его каплей пожара.
Ты как демон ночей поселилась в груди,
Полонила свободу в объятьях;
Огнеоких озёр и морей посреди
Я порой забывался в проклятьях.
Ты исчезнешь? А может когда-то я сам
Отдалюсь от тебя в неизбежность;
Я прошу тебя – чтоб не досталась врагам —
Забери мою кроткую нежность.
Растопи её в горне своей пустоты,
Разложи на молекулы злости.
Я познал белизну и распад красоты,
Оттого-то покрылся коростой.

Небесная танцовщица

Она танцевала прекрасно,
Кружилась как буйная птица.
Глаза опалила красным
Безбрежно-волнистым ситцем.
Чечёткой шальных ударов
Дробила на части сердце
И в лежбище грустных кошмаров
Открыла тихонько дверцу.
Ветрами волшебного платья
Она овевала вершины
И чудных движений заклятьем
С собой зазывала в пучину.
И будто казалось – вот сила,
Вот кроткая прелесть мгновенья;
Казалось… но небо гасило
Печаль своего откровенья.

«Беглые грёзы раскаяния…»

Беглые грёзы раскаяния
Мир, становившись видением,
С диким почти изумление
Мне приносил в оправдание.