Исчезнет дух интеллигента,
И порицанья сотни голосов,
Навеки сгубят джентельмена?
Склоню колени перед силой бороды,
Пред мощью и изяществом усов,
И в отраженьи голой головы,
Найдете вы двоих порядочных глупцов!»
И вскрикнул бородатый:
«Но кто ж из тех, из среднего числа,
Поймет мой ум без длинной бороды?
Ведь с ней моя натура так ясна,
Как выделяют выскочку усы!»
Усатый продолжал:
«Мой фрак и трость – лишь половина дела,
А остальное видно на губе,
И только это отличает джентельмена,
От тех, кто посвящает жизни бороде.»
И лысый отвечал:
«И я по вашему невежда и дурак?
Лишен манер, общественного веса?
Коль не ношу я шерсти на губах,
И в подбородке путанного леса?»
«Ну разумеется!» – твердили в один голос,
Седой старик и статный джентельмен,
«Ах, если б был хотя-бы волос,
То речи наши, может быть, понять сумел»
«Ну что ж, вы верно правы,
Как беспардонно я в беседы влез,
Простите мне мои дурные нравы» —
Он поклонился господам и вмиг исчез.
Пока усы и борода, сцепившись языками,
Свой спор безмерный продолжали,
В руках, что за спиною, что-то притаив,
Подкрался сзади лысый господин.
С усердием запутав куст репейный в бороде,
И ловко срезав ус у джентельмена,
Он слышал звуки, сходные мольбе,
Он видел, как горят глаза от гнева.
«Теперь один глупей другого,
А кто кого, решайте сами,
Но, господа, побойтесь бога,
Он сам и с бородою и усами.»

«Я стих хвалю в стихотвореньи…»

Я стих хвалю в стихотвореньи,
Лишь потому, что объясненья,
В прозе будут бесполезны.
Хоть всеми по миру словами,
Десятком, сотнями листами,
Все тонет в бездне,
Пред ликом рифмы многозначной,
Что тень отбросят на прозрачный,
Но глубинный смысл.
И каждый сам представить сможет,
Тот яркий образ, что тревожит,
Душу. Визгом,
Порой раздастся чей-то отклик.
Пусть мусульманин и католик,
По разному глядят,
На жизнь, на веру и ученья,
Но все поЭтовы мученья,
Сведут на лад,
Все разногласия, что были,
Всё соберут в одной картине,
И каждый брат,
Но не по крови – по душе,
Проникшись строками уже,
Плечом к плечу стоят.
Стихотворений тайны не раскрыты,
В веках. Как много в мире,
Поэтов было.
И всяк по разному глаголил,
О том, что видел, кто что понял,
Как время плыло.
И до сих пор по-новому летает,
ПоЭтова строка в тетради,
Покуда не исчезнет.
И никогда пред прозой на колени,
Не упадут стихотворенья,
Пусть треснет,
Тот, кто думает иначе,
В ком проза фаворит, тем паче,
Легче для поэта,
Отсеить брак поверхностных умов,
Искусства истинных врагов,
Как тьму от света.

Цикл римских цифр

I

«Правильный выбор»

Я агрессивный человек. Мой психотерапевт прилагал титанические усилия на бесчестном количестве сеансов, чтобы добраться до истоков моей агрессии. Самому себе, не говоря уж о ком-либо, я не мог дать этого ответа. Мое внутреннее состояние достаточно трудно описать и практически невозможно понять, даже мне, прожившему с этим всю свою жизнь, где каждый новый день отзывался войной в моей больной голове, а я отважно сражался, подобно Римскому гладиатору, медленно приближаясь к пониманию неизбежного.

Еще в глубоком детстве я начал испытывать злость ко всему, ко всем, к каждой клетке окружающего меня пространства. Я ненавидел цвет комнатных обоев, расположение мебели и других вещей в доме, даже собственная прическа и даже тень казались мне чем-то отвратительным. Тогда я начал разбирать весь дом на мелкие части, начиная разбитой посудой и заканчивая поджогом родительской спальни. Долгое время мои родители не хотели обращаться к помощи специалистов, думали, что, воздействуя на меня всеми возможными гуманными способами можно добиться куда большего. Вскоре, уже в полной мере осознав проблему, они направили меня к психотерапевту, который принимал пациентов на дому, но после первого же сеанса он отказался работать со мной и полностью вернул деньги. Я рассказал ему о том, как и главное зачем отрезал соседскому коту хвост садовыми ножницами. После этого он выставил меня за дверь, и мы никогда не виделись.