Показав несколько своих переводов Григорию Злотину, я получил очень поддержавший меня ответ:
«По-моему, ваши переложения очень точно передают дух этих стихов. Кроме того, мне нравится сама идея перепева. Так стихи оживают и приходят в соответствие с духом и темпом нашего времени. У Адлера мощный напор экспрессионистской лексики и образов умеряется жесткими скрепами размера и ритма. Это было его авторское решение – усилить послание стиха через контраст ужаса и порядка, очень по-немецки.
В традиционном переводе, учитывая русскую морфологию – часть слогов приходится тратить на окончания – скорее всего, часть лексики, а значит, и часть этих безумных метафор, пришлось бы потерять ради того, чтобы сохранить рифму и размер. И стихи потеряли бы экспрессивность. В свободном переложении эти, отчасти искусственные, ограничения снимаются. Вы верно это почувствовали, отбросив и пунктуацию. Сводя до минимума формальные атрибуты, вы заостряете до предела смысл». Это перекликается с тем, что позже писал П. Филкинс, отмечая контрастирующее сочетание в стихах Адлера формальной метрики немецкого стиха с образной гротескностью.
Мы связались с сыном Г. Адлера – профессором немецкой литературы Джереми Адлером, объяснив выбранный подход к переводу, показали ему первые десять переложений на русском и сделанные для него их переводы на английский и получили такой ответ:
«Большое спасибо за ваши очень интересные переложения. Они произвели очень сильное впечатление на мою жену (русский – ее второй язык) и – в английской версии – на меня. Я согласен с вашими аргументами и буду рад, если вы продолжите перевод в таком же духе. <…> Я очень рад вашему желанию донести до российского читателя поэзию моего отца и желаю вам удачи в этом начинании».
Меня спрашивают – зачем я это делаю, не стоит ли пощадить психику читателя? Чтобы сохранять память, о которой говорит Лев Лурье: «…закончилась память о Второй мировой войне: грех Холокоста, который пригибал, постепенно отпускает»[34]. Об этом же говорит и Анатолий Найман: «Уходит память о Терезине, о Колыме, некоторые уже представляют это как нечто пожалуй что и полезное, необходимое, упорядочивающее. А какая была в 1930-е, в 1940-е боль, когда узнавали о тех, кто только что стал лагерной пылью! И как больно сейчас, когда вот-вот окажется, что мучились они даже ни для чьей памяти»[35].
Потому что, как справедливо замечает Александр Асмолов, «было бы наивно думать, что фанатики живут только в прошлом <…> Они, увы, не достояние истории ночной резни, кровавых погромов и геноцидов прошлого. Они – рядом. Они – здесь. Они – среди нас»[36].
Переводы сделаны по книге: H. G. Adler. ANDEREWEGE. Gesammelte Gedichte. Drava Verlag / Založba Drava, 2010.
Благодарности
– профессору Джереми Адлеру (Лондон) за разрешение на перевод и предисловие к этой книге;